О научном творчестве Н.К. и Ю.Н. Рерихов: преемственность и взаимодействие

Т.П.Сергеева
кандидат технических наук,
Главная астрономическая обсерватория НАН,
Киев

Я поражаюсь размаху и богатству его деятельности
и творческого гения. Великий художник, великий учитель и писатель,
археолог и исследователь, он касался и освещал так много аспектов
человеческих устремлений. <...> Картины его напоминают нам много из
нашей истории, нашего мышления, нашего культурного и духовного наследия,
многое не только о прошлом Индии, ной о чем-то постоянном и вечном.

Джавахарлал Неру

Лингвист, исследователь, археолог, критик-искусствовед, историк,
мыслитель и знаток культуры, он не знал границ в области познания;
для него не существовало границ между древним и современным, между
Востоком и Западом или между различными отраслями наук. Прежде
всего его интересовал человек — он был истинным гуманистом.
Юрий Николаевич Рерих как человек был даже еще более велик,
чем Юрий Николаевич Рерих как ученый.

Нирмал Сингх

Научное творчество Юрия Николаевича Рериха еще при его жизни получило признание в самых широких кругах мировой научной общественности. За выдающиеся заслуги в изучении истории и культуры стран Центральной и Южной Азии он был избран почетным членом Королевского Азиатского общества Лондона и Азиатского общества Бенгалии, Парижского географического общества и Географического общества СССР, Археологического и этнографического общества Америки и ряда других научных организаций [1, с. 26]. Много хороших слов сказано и написано о Юрии Николаевиче как о выдающемся востоковеде, замечательном лингвисте, организаторе науки, путешественнике и необыкновенном человеке.
Во всех путешествиях и научных исследованиях рядом с Юрием Николаевичем всегда был его отец и учитель, сподвижник в делах и сотрудник в научном поиске — Николай Константинович Рерих. Феномен их творческого союза, давшего необычайно интересные результаты, заслуживает глубокого изучения, пример их взаимодействия может быть полезным в поиске подходов к методологии науки будущего. В небольшой статье не представляется возможным осветить все грани этого уникальнейшего творческого сотрудничества, проявлявшегося не только в научной деятельности, но и в самой их жизни. Коснемся лишь некоторых аспектов этой темы.
Н.К.Рерих широко известен как художник, писатель и общественный деятель. Меньше знают о нем как об ученом синтетического склада: путешественнике-исследователе, археологе, историке и философе. Наиболее ярко эта сторона творчества Н.КРериха представлена в книге Л.В.Шапошниковой «Мастер», где раскрывается вся многогранность жизни и деятельности величайшего мыслителя XX столетия. Формирование научного мировоззрения Н.К.Рериха началось с ранних лет в родительском доме, где у отца, известного петербургского нотариуса К.Ф.Рериха, нередко собирались видные ученые того времени и где юного Николая окружала атмосфера передовой научной мысли, творческих поисков и смелых решений. Он начал с археологии и свои первые раскопки провел в девятилетнем возрасте, а во время учебы в Университете был уже профессиональным археологом, работал в Императорской Археологической комиссии.
Археология привлекала его как средство изучения истории народов, в первую очередь путей формирования и развития их культуры. Анализируя источники, напитавшие русскую культуру, Николай Константинович пришел к выводу о существовании единых корней, общего истока всех культур. В глубине веков он искал это древнее единство и находил его следы в сходстве культурных традиций народов Запада и Востока. И это сходство давало ему основание предвидеть возможность будущего единения народов на основе культурного взаимодействия. Так от археологических раскопок и культурологического анализа прошлого Н.К.Рерих шел к направленному в будущее философскому осмыслению путей эволюции человечества. Так формировалась его историческая концепция, нашедшая отражение в его собственных исследованиях и послужившая основой исторического мировоззрения его старшего сына.
Юрий Николаевич Рерих уже с младенческих лет сопровождал своих родителей в их археологических и этнографических экспедициях по Северу России. С раннего детства он был свидетелем и участником проводимых раскопок, погружался в наполненный живыми образами и глубокими философскими идеями мир, созданный на полотнах его отца — художника и ученого. Именно там, в идейных глубинах «Державы Рериха», формировались основополагающие направления научной деятельности будущего ученого, именно там обрел он тот неортодоксальный подход к объектам своих исследований, который позволил ему добиться необыкновенных результатов и многого достичь. Прекрасное образование, полученное в петербургской гимназии К.И.Мая, а затем в Лондонском, Гарвардском и Парижском университетах, лишь способствовало приобретению дополнительных знаний, особенно в области восточных языков и диалектов.
Юрий Николаевич рано проявил себя как самостоятельный ученый. Уже во время обучения в Гарвардском университете он имел сформировавшиеся представления о ряде исторических проблем, смело излагал их авторитетным ученым и находил подтверждение своим догадкам и предположениям. Так, в письме к родителям от 3 апреля 1922 года он сообщает: «Только что звонил Dr. Blake и сообщил мне текст Епифания (Венский Corpus), который вполне подтверждает мое открытие в области истории скифских племен Юга России и Туркестана! <...>Моя теория подтверждает теорию проф[ессора] Ростовцева о иранском происхождении княжеского рода скифов (ekoloto) на юге России. Постановка вопроса очень обширна и позволяет объяснить многое в скифском народном искусстве. Выясняется громадное значение Средней Азии в истории Юга России» [2, с. 38—39].
Не умаляя таланта и устремленности молодого Юрия Рериха к учебе и знанию, можно утверждать, что в этом стремительном становлении ученого — огромная заслуга его родителей, следивших за образованием своих детей с самых ранних лет и привлекавших их к участию в своей изыскательской и творческой деятельности. Юрий Николаевич написал об этом в предисловии к своей книге «По тропам Срединной Азии»: «Я посвящаю эту книгу своим родителям, которые подвигнули меня на стезю науки и с детства вдохнули в мою душу жажду новых открытий и исканий» [1, с. 30]. Это отмечает и доктор исторических наук В.Е.Ларичев в «Слове о Юрии Николаевиче Рерихе», предваряющем первое издание этой книги на русском языке. Он пишет: «... Что же касается Ю.Н.Рериха, то окончательный выбор был сделан им еще в первых классах гимназии: Восток, востоковедение... Неодолимое влечение юноши к Востоку, к его сказочно богатым истории и культуре, полным непредвзятого очарования, возникло, несомненно, под сильным и направляющим влиянием отца, Николая Константиновича Рериха. <...> С детских лет он общался с крупнейшими русскими учеными-востоковедами, а в доме его родителей постоянно велись разговоры о мотивах Востока в русской литературе и живописи, о востоковедении как важнейшей составной части культуры России, разгорались дискуссии о путях синтеза культурных традиций Востока и Запада»[1, с. 11—12]. О значении Н.К.Рериха в становлении будущего величайшего ориенталиста XX века сказано и в статье П.Ф.Беликова и Л.В.Шапошниковой «Институт «Урусвати»: «В формировании его как ученого важнейшую роль сыграли постоянное сотрудничество с отцом и работа в институте «Урусвати». Николай Константинович Рерих рано начал готовить своего старшего сына к востоковедческой деятельности. <...> Когда в конце 1923 года Юрий Николаевич приехал в Индию, он был уже хорошо подготовленным индологом, тибетологом, тюркологом и иранистом. Путешествие по обширным неисследованным районам Азии, многогранность отца, его связи и организаторские способности открыли перед молодым ученым такие возможности и такое поле деятельности, которые редко кому предоставляются. Эти возможности Юрий Николаевич блестяще использовал» [3, с. 382— 383].
В возрасте двадцати одного года Юрий Николаевич публикует серьезную научную работу обзорно-программного характера «Расцвет ориентализма». В ней наряду с глубоким анализом достижений ориенталистики того времени намечается новое направление исследований, отражающее идею Николая Константиновича о культурном единстве народов: «Новый этап в ориентализме, — пишет Юрий Николаевич, — это всеобщий синтез, который, отвечая требованиям современной науки, отразил бы историческое развитие стран Востока в совокупности» [4, с. 18]. Идея единства культур впоследствии получила свое развитие и во многих других работах ученого.
Но не только концептуальные основы подхода к изучению истории и культуры перенял Юрий Николаевич у своего отца и наставника. Мы можем говорить и о преемственности в методологии проведения исследований, анализе полученных данных и их интерпретации. О своем подходе к отображению изучаемого мира Н.К.Рерих писал: «Никакой музей, никакая книга не дадут право изображать Азию и всякие другие страны, если вы не видели их своими глазами, если на месте не сделали хотя бы памятных заметок. Убедительность, это магическое качество творчества, не объяснимое словами, создается лишь наслоением истинных впечатлений действительности» [5, с. 5]. Сам он неукоснительно следовал этому правилу в своем художественном и научном творчестве. Такой же подход мы видим и в научной деятельности Ю.Н.Рериха. Результаты его исследований всегда были основаны на «истинных впечатлениях», полученных во время экспедиций, будь то археологические раскопки, изучение культурных памятников древности, беседы с ламами и жителями отдаленных поселений или же изучение древнейших манускриптов, которых в большинстве случаев не касалась до него рука европейских ученых.
Метод изучения истории и культуры Н.К.Рериха был основан на синтезе научного и художественного восприятия изучаемого явления. Со студенческих лет он искал и утверждал то органичное взаимодействие искусства и науки, которое стало характерной особенностью его собственных научных изысканий и придало такую достоверность его историческим полотнам. Многие ученые отмечали историческую точность живописи Николая Константиновича. Отмечает это и его сын — будущий востоковед, еще в студенческие годы: «Меня очень заинтересовали татары и монголы, особенно их былины и песни кочевий. Если когда-нибудь мне придется писать об этом мире степей и каких-то тайных взаимодействий культуры, обязательно помещу в книге папин «Dream of the Orient», ибо чем больше читаю, тем больше убеждаюсь, что это лучшее картинное изображение того, что сказано в уйгурском сказании...» [2, с. 32]. Знания ученого придавали убедительность живописи Н.К.Рериха, а восприимчивость и воображение художника способствовали более глубокому проникновению ученого в изучаемый предмет.
Аналогичный подход мы можем видеть и в научных изысканиях Ю.Н.Рериха. Вот что он пишет в статье «Лекари в Тибете»: «Необходимо заслужить доверие туземных лекарей, терпеливо проработать тысячи страниц рукописей, часто написанных чрезвычайно сложным техническим языком, близко познакомиться с туземным мировоззрением и, помимо всего, сохранить к нему непредвзятый подход, поскольку прежде, чем вы получите точные данные, вам придется изучить богатый фольклорный материал, в котором народная мудрость часто перемешана с фантастическими легендами примитивных религиозных верований, проникшими в профессиональные учебники туземной медицины» [4, с. 205]. Для того чтобы разобраться в таком сложном материале, нужны были не только знания ученого, но и чуткость, интуиция, развитое воображение, свойственные лишь художественным натурам. Непредвзятый подход к туземному мировоззрению, погружение в фольклорный материал наслаивали те «истинные впечатления», из которых затем выкристаллизовывались точные данные, блестяще представленные Юрием Николаевичем в научных трудах.
Николай Константинович служил сыну примером высоко-нравственного подхода к научным исследованиям. Свое нравственное кредо он сформулировал в очерке «Прекрасное»: «Главная наша задача изучать факты честно. Мы должны почитать науку как истинное знание, без предпосылок, ханжества, суеверия, но с уважением имужеством» [6, с. 24]. Он учил честности в осмыслении добытых фактов «без эгоистического перетолкования», смелости и мужеству в принятии версий, казалось бы, невозможных, расходящихся с общепринятыми трактовками. И Юрий Николаевич не раз выказал свое научное бесстрашие и честность в интерпретации тех не укладывающихся в традиционные научные рамки фактов, с которыми им пришлось иметь дело во время экспедиций по Центральной и Южной Азии, Тибету и Гималаям.
И еще одно замечательное качество перенял Ю.Н.Рерих у своего отца, качество, обусловившее его титаническую работоспособность и творческую продуктивность. «Юрий работает за троих, только при его замечательной систематичности, унаследованной от отца, можно столько успевать!» [7, с. 343], — писала Елена Ивановна.
Творческое взаимодействие отца и сына было взаимообогащающим. Ю.Н.Рерих не только перенимал знания, идеи и методологию от Н.К.Рериха, но и вносил в это творческое содружество свое умение, добытые им факты и знания. «Как прекрасно, что Юрий знает все нужные тибетские наречия. Только без переводчика люди здесь будут говорить о духовных вещах. Сейчас нужно брать — в полном знании, в ясном, реальном подходе» [8, с. 107], — отмечал Н.К.Рерих. Лама, принимавший участие в Центрально-Азиатской экспедиции Рерихов, так говорил о Ю.Н.Рерихе его отцу: «Ведь ваш сын, он все знает! Он знает больше многих ученых лам» [8, с. 144]. Николай Константинович очень высоко ценил знания и талант Юрия Николаевича, относился к нему как к коллеге и сотруднику. Об этом можно судить из его высказываний в письмах, дневниках и очерках. «Юрий предполагает обмерить расположение города и списать надписи для их расшифрования. Чувствуется, что при исследовании могут быть обнаружены многие любопытнейшие находки» [9, с. 178], — писал он с маршрута Маньчжурской экспедиции.
Взаимодействие двух Рерихов давало необычайно плодотворные результаты. Интуитивные прозрения отца помогали сыну находить факты, подтверждающие эти предвидения, а уникальный материал, добытый благодаря знанию Юрием Николаевичем культуры, истории и языков исследуемых народов и племен, позволял Николаю Константиновичу более уверенно говорить о своих предположениях. В этом можно убедиться, изучая путевые заметки и о Центрально-Азиатской экспедиции Рерихов. Это «Сердце Азии» и «Алтай-Гималаи» Н.К.Рериха и «По тропам Срединной Азии» Ю.Н.Рериха. Исторические образы Азии, запечатленные художником и ученым Н.К.Рерихом, яркие и убедительные сами по себе, находят еще более основательное подтверждение в конкретных, детальных и научно обоснованных исследованиях Ю.Н.Рериха.
Особенно ярко это проявилось в изучении героического эпоса, посвященного Гесэр-хану Этот образ сопровождает Рерихов на протяжении всей экспедиции, имя легендарного героя Азии звучит в сказаниях и балладах, в песнях и рассказах путников, собравшихся у ночного костра. Н.К.Рерих с особым вниманием прислушивается к этим рассказам и сказаниям. Его интересуют исторические источники Гесэриады. Он находит аналоги и проводит параллели с героями сказок Запада: «И Бругума Гессер-хана сродни Брунгильде Зигфрида» [8, с. 96]. Тщательно собирает Николай Константинович все сведения, где упоминается имя героя: «Имя Гессера дошло до Волги (Астрахань). Гессера объединяют с Ассуром. Храм Гессер-хана был выстроен на месте явления Авалокитешвары. <...> Около Калацзе указывают многие места, посвященные имени Гессер-хана: 1. Гаруда — Гессер-хана; 2. Седло Гессера; 3. Бубен Бругумы — жены Гессера; 4. Прялка Бругумы; 5. Замок Гессер-хана — высокая скала, белое пятно является знаком двери» [8, с. 98—99]. Рассказы о замках Гесэра, о коне Гесэра, о непобедимом мече Гесэра, о знаках Гесэра находят свое отображение на полотнах художника. А ученый и мыслитель на основании этого богатейшего фольклорного материала прозревает тесную связь Гесэриады с историческими процессами глубокой древности — времен Великого переселения народов.
Одновременно с эпическими сказаниями о Гесэре Н.К.Рерих обращает внимание на религию бон, или черную веру. Он связывает ее с теми самыми знаками Гесэра — наскальными рисунками, которые часто встречались им на пути: «Изображения на скалах можно отнести к трем периодам: неолит, древняя вера бон-no, суеверия более позднего времени. В самой технике изображений можно отличить твердую, сочную стилизацию древности и более сухую, резкую линию поздних рисунков» [8, с. 100]. Николай Константинович и в бонпо видит разные наслоения. С уверенностью относя эту разновидность ламаизма к добуддийским временам, он все же пишет: «Эти почитатели богов свастики представляют для нас еще неразрешенную загадку. С одной стороны, они являются колдунами-шаманами, извращающими буддизм, но, с другой стороны, в их учениях сквозят какие-то полузабытые знаки друидического почитания огня и почитания природы» [5, с. 15]. Эти друидические знаки очень важны для его концепции Великого переселения народов, поэтому он еще раз повторяет: «Нельзя отнестись к этим старинным традициям легкомысленно, когда они говорят о своих неведомых богах свастики. Древние, солнечные и огненные культы, несомненно, находились в основе бон-no, и обращаться с этими старыми полуистраченными знаками надо осторожно» [5, с. 49].
Как ученый Н.К.Рерих ищет подтверждений своим интуитивным предположениям и сетует: «Жаль, что литература черной веры очень мало изучена и их священные книги не переведены еще» [5, с. 49]. Но случилось так, что вынужденное изменение маршрута экспедиции приводит их к стенам бонского монастыря Шаруген, а долгое стояние дает возможность завоевать доверие его настоятеля и получить доступ к священным книгам бонпо. Юрий Николаевич в течение нескольких месяцев исследует этот огромный по объему (несколько сотен томов) материал, что позволяет ему сделать очень важные выводы. Во-первых, опираясь уже на документальные источники, он выделяет в бонпо те два основных слоя, о которых делал интуитивные предположения Н.К.Рерих. В книге «По тропам Срединной Азии» Юрий Николаевич пишет: «Существуют две формы бон: одна примитивного поклонения природе, полная шаманистских и некромантических ритуалов, <...>другая — преобразованная бон, или бон, приспособленная к буддизму» [10, с. 327]. Ученый предполагает, что примитивная часть бона уходит своими корнями к доарийским слоям населения, ссылаясь при этом и на исследования других ученых. Более того, он связывает многочисленные памятники древности, найденные экспедицией, с культовыми обрядами первобытного бона: «Я убежден, — отмечает Юрий Николаевич, — что мегалитические памятники, обнаруженные экспедицией вдоль всех маршрутов паломников к горе Кайласа, являются именно такими священными местами природного поклонения. <...> Эти мегалитические памятники, менгиры, кромлехи и алинементы, впервые обнаруженные экспедицией, несомненно, принадлежат к добуддийскому периоду тибетской истории, когда первобытная бон была общепринятой верой в стране» [10, с. 327—328].
Вторым научным достижением Ю.Н.Рериха была впервые осуществленная классификация литературы религии бон. «Литературные памятники бон-no, — пишет Юрий Николаевич, — могут быть традиционно описаны по следующим четырем разделам: (1) два больших собрания священных текстов бон, всего около трех сотен томов; (2) национально-эпические героические песни и некоторые рнам-тхары, или легендарные истории; (3) популярные песни; (4) колдовские книги, руководства по магическим ритуалам» [10, с. 330]. В эпической литературе особо важное место занимали сказания о Гесэре. То, что Юрию Николаевичу удалось с их помощью выяснить, полностью подтверждало предположения Николая Константиновича. Ю.Н.Рериху удалось установить, что эпос содержит «эпизоды древних племенных эпических поэм, уходящих в далекую старину, вероятно домонгольского и дотибетского происхождения» [10, с. 332]. Связь образа Гесэра с древними культами природы подтверждалась и исследованиями других ученых [10, с. 386].
Таким образом, находки Юрия Николаевича укрепили предположения Николая Константиновича, и хотя оба они не считали свои исследования завершенными, эти сведения помогли Н.К. Рериху утвердиться в его концепции Великого переселения народов. Он записывает в путевом дневнике: «Особенную радость доставило нам открытие в Тибете, в области Трансгималаев, типичных менгиров и кромлехов. Вы можете представить себе, как замечательно увидеть эти длинные ряды камней, эти каменные круги, которые живо переносят вас в Карнак, в Бретань, на берег океана. После долгого пути доисторические друиды вспоминали свою далекую родину. Древнее бон-no может быть как-то связано с этими менгирами. Во всяком случае, это открытие завершило наши искания следов движения народов» [5, с. 49—50]. «Из-за Канченджанги началось великое переселение, несение вечной «Священной Весны»!» [6, с. 116], — напишет он чуть позже. Вот такие необычайно плодотворные результаты приносило творческое сотрудничество отца и сына.
По записям в их путевых дневниках мы можем проследить и другие примеры взаимодействия. Часто острый взгляд художника и образность восприятия Н.К.Рериха помогали в установлении истины. На пути к перевалу Санджу 6 октября 1925 года экспедиция миновала пещеры, очевидно, искусственного происхождения. Юрий Николаевич в своих выводах осторожен и лишь высказывает предположение: «Эти сооружения поразительно напоминают буддийские пещерные монастыри Китайского Туркестана» [10, с. 44]. Николай Константинович же более уверен: «Влево в желтой песчаниковой горе увидали пещеры в несколько этажей. Наподобие пещер Дуньхуана. Местные жители и караванщики называют их старокиргизскими домами. Но, конечно, мы имеем здесь остатки исчезающего буддизма» [8, с. 44].
Другой пример. При подходе к оазису Санджу несколькими днями позже экспедиция встретила на пути интересный образец наскальных рисунков. Юрий Николаевич пишет: «Трудно датировать эти рисунки, потому что их высекают на камнях и по сей день» [10, с. 127]. И опять на помощь ученому приходит художник. «Присматриваясь к этим типичным рисункам на поверхности скал, — отмечает Николай Константинович, — вы замечаете их два различных типа. Одни более новые, более сухие по технике. <...> Но рядом с ними иногда на тех же самых скалах вы видите сочную технику, относящую вас к неолиту» [5, с. 16]. Отличие художественной техники позволяет ему с уверенностью определить период создания рисунков из оазиса Санджу: «На последней скале мы увидели неолитический рисунок тех же горных козлов и отважных лучников, которых видели и в Ладаке» [5, с. 20].
Размышляя о проникновении буддизма в культуру азиатских народов, Николай Константинович пишет: «Ведь там везде, и даже в Персии, имеются следы буддизма, еще совсем не открытые. А Бухара есть не что иное, как вихара, испорченное название буддийского монастыря. Юрий удачно в Париже раскрыл эту филологическую трансформацию, и Пеллио вполне согласился с ним» [8, с. 142]. Так Николай Константинович использует научные находки сына в создании своей грандиозной мозаики Азии. А Юрий Николаевич позднее напишет статью «Культурное единство Азии», в которой разовьет и научно обоснует идеи отца о культурном влиянии буддизма, о его объединяющем значении для народов Азии.
Идея общности культур концептуально объединяет изыскания обоих Рерихов. На всем протяжении Центрально-Азиатской экспедиции Николай Константинович неустанно отыскивает знаки культурного взаимодействия народов, особенно часто он отмечает сходство элементов восточной культуры с мотивами, встречающимися в культуре русской: «Откуда-то приносят для покрытия пола очень красивые кошмы. В Хотане таких не видали. Очень сложный мозаичный рисунок. Лучше, нежели ковры. Положительно, кошмы и набойки — лучшее из местных производств. Рисунки набоек те же, как в России XVII века или раньше» [8, с. 172]. С этими выводами перекликаются и наблюдения Юрия Николаевича: «Туркестанская резьба очень напоминает деревянные рельефы в старых церквах на юге России. Это особый стиль, должно быть, когда-то был широко распространен на великом азиатском пути, проходящем через пояса степей, пустынь и простирающемся от Карпат до Великой Китайской стены» [10, с. 76—77].
«Они мыслили и работали как один человек», — отмечает в своей книге «Мастер» Л.В.Шапошникова [11, с. 330]. Это творческое единство и взаимопонимание позволяло Рерихам проводить исторические исследования на разных взаимодополняющих и взаимообогащающих уровнях. Николай Константинович изучал исторические процессы, как пишет Л.В.Шапошникова [11, с. 308], на уровне культурно-исторической эволюции человечества с широкой, обобщающей позиции художника, ученого и мыслителя. Особенность исторической концепции Н.К.Рериха состояла в том, что он искал и выявлял нечто «непреходящее» — те элементы культурной традиции народов, которые формировали механизм культурной преемственности, идущей из глубокой древности — через настоящее — к будущему. Глубочайшие познания Юрия Николаевича в области языкознания, филологии и этнографии, а также детальное знание истории изучаемых народов позволяли ему, опираясь на широкую культурно-историческую концепцию Николая Константиновича, находить, всесторонне исследовать и давать научное описание этих «непреходящих» элементов, вписывая их в конкретные исторические события. Таким образом достигалось взаимодействие и единство двух уровней исторических обзоров: ориентированного в далекое будущее человечества, поистине космического обзора Н.К.Рериха и более близкого современному человечеству, так необходимого в своей связующей роли обзора Ю.Н.Рериха. Попробуем проследить, как это проявлялось на маршруте Центрально-Азиатской экспедиции, благодаря которой окончательно утвердилась историческая концепция Н.К.Рериха и сформировались научно-философское мировоззрение Ю.Н.Рериха и направления его будущих исследований.
Интересно сравнить, как Рерихи формулировали задачи экспедиции. В предисловии к своим путевым заметкам Юрий Николаевич пишет: «Главной целью экспедиции было создание живописной панорамы земель и народов Внутренней Азии. Пятьсот полотен Н.К.Рериха <...> являются одним из самых больших ее достижений. Вторая задача экспедиции состояла в проведении археологической разведки, с тем чтобы подготовить основу для дальнейших серьезных исследований этих малоизученных районов Внутренней Азии. И, наконец, большое значение мы придавали сбору этнографического и лингвистического материала, характеризующего древние культы региона» [1, с. 29]. «Одной из задач нашей экспедиции была регистрация обнаруженных нами курганов и других следов кочевой культуры, расположенных вдоль северной границы Тянь-Шаня, Джаировых гор и Алтая, еще не описанных в научной литературе» [10, с. ПО]. Отметив художественную задачу экспедиции как основную, Юрий Николаевич с присущей ему четкостью формулирует ее конкретные научные задачи.
Николай Константинович определяет цели экспедиции так: «Кроме художественных задач, в нашей экспедиции мы имели в виду ознакомиться с положением памятников древностей Центральной Азии, наблюдать современное состояние религии, обычаев и отметить следы великого переселения народов. Эта последняя задача издавна была близка мне. Мы видим в последних находках экспедиции Козлова, в трудах профессора Ростовцева, Боровки, Макаренко, Толя и многих других огромный интерес к скифским, монгольским и готским памятникам. Сибирские древности, следы великого переселения в Минусинске, Алтае, Урале дают необычайно богатый художественно-исторический материал для всего общеевропейского романеска и ранней готики. И как близки эти мотивы для современного художественного творчества. Многие звериные и растительные стилизации могли выйти из новейшей лучшей мастерской» [5, с. 5—6]. Перечисляя поставленные перед экспедицией задачи, связанные с конкретным ее маршрутом, Николай Константинович здесь же формулирует и сверхзадачу, затрагивающую значительно большие территории и связывающую воедино современность и глубокое прошлое. Им была поставлена и еще одна, сокровенная, задача, постоянно звучащая в его мысли о будущем значении Азии. «Бьется ли сердце Азии? Не заглушено ли оно песками?» [5, с. 3], — задается вопросом Н.К.Рерих. И на протяжении всего маршрута экспедиции находит признаки, свидетельствующие, что «сердце Азии живо».
Необычность исторического обзора Н.К.Рериха проявлялась еще и в том, что он искал свидетельства общности народов не только в языке, культуре, одежде, чертах лица, но и в характерах, в ментальности, в чем-то неуловимом, стоящем над бытовыми подробностями. «Зачернел вдалеке силуэт маленького человечка. Бодро шагает. Но шаг не сартский, а китаец по пустыне один не ходит. Шапка с ушами. Серый армяк. Да, это ладакец. Этот пойдет хоть куда один по пустыне. <...> И что же это такое, что так сближает нас с ладакцами? В чем же этот общий язык? Откуда общий бодрый шаг? Откуда смелость одиноких хождений? Хотелось оставить с нами этого прохожего друга» [8, с. 168]. Ю.Н.Рерих больше внимания уделяет именно деталям костюмов, интерьеров домов и храмов, убранству лошадей и экипировке всадников-воинов, проводит лингвистический анализ языков, изучает литературное наследие. И постепенно накапливаются факты, слагающие доказательства той общности, которую прозревал Н.К.Рерих.
Заметки Николая Константиновича о Центрально-Азиатской экспедиции — это не строгий отчет исследователя, хотя в них присутствует и научный анализ. Их автор средствами художественного изложения создает очень убедительную картину, объединяющую в себе историческое прошлое, современное ему настоящее и что-то еще неведомое, но постоянно присутствующее во всех деяниях и событиях Азии. Подтвержденная в последующих изысканиях ученых — археологов и историков, в том числе и в работах Ю.Н.Рериха, эта картина представляется уже не плодом воображения художника, а мудрым знанием, основанным на глубоком и масштабном философском осмыслении истории и культуры народов, населявших огромные по географической протяженности территории от времен, уходящих в глубины неолита.
«Именно в середине Азии сплетается сказка и явь. Никакие европейские мерки не годятся здесь» [8, с. 206], — пишет Николай Константинович. Он изучает и сказки и действительность. Его путевые заметки наполнены легендами Азии и рассказами у ночных костров, сдержанными высказываниями лам и свидетельствами очевидцев невероятных событий и явлений. Каждое по отдельности по европейским меркам может выглядеть неправдоподобным, но собранные на огромных территориях, повторяющиеся среди многих народов, эти рассказы и свидетельства приобретают характер реальности, которую невозможно отвергнуть. «Живет предание о черном камне, появляющемся в сроки больших событий. Если сравните все устные сроки из Индии, Тибета, Египта, Монголии, то совпадения их напомнят, как помимо историков пишется другая история мира. Особенно значительно сравнение показаний совершенно различных народностей» [8, с. 286]. «Чудесное» делается «научным», как пишет сам Николай Константинович, складывая в своих путевых заметках мозаику этой другой истории мира, слагающейся «помимо историков», — истории иных измерений, уже не земного, а космического масштаба. Юрий Николаевич дает как бы классическое историческое и социально-экономическое описание Азии. Он меньше касается этой сказочной ее части, а легенды и сказания изучает как историк, лингвист и этнограф. Но мы можем заметить, что в этом строго научном изложении присутствует то философское осмысление излагаемых явлений, основанное на исторической концепции отца, которое и поднимало его специальность над уровнем повседневности, как это сформулировал Святослав Николаевич Рерих в своем «Слове о брате» [12, с. 8]. Именно эта мировоззренческая общность и связывала уровень исторического обзора Юрия Николаевича с космическим уровнем обзора Николая Константиновича.
Последняя часть путевого дневника Николая Константиновича — «Алтай», «Монголия», «Тибет» — это скорее зарисовки художника, отдельные мазки или элементы мозаики, на первый взгляд разрозненные, как бы не связанные друг с другом. Но, охваченные более широким взором, они рисуют облик этих пространств Азии более объемно, в их описании присутствует временная вертикаль, связывающая глубокое прошлое этой страны и то настоящее, в котором свершалась экспедиция. Юрий Николаевич об этой части маршрута пишет более детально, как будто заполняя оставленные промежутки, и его подробные описания встречающихся на пути ландшафтов и поселений, исторические экскурсы и социально-экономический анализ служат холстом и фоном грандиозной картине Азии, создаваемой его отцом и учителем.
Центрально-Азиатская экспедиция имела огромное значение для обоих Рерихов. Николай Константинович получил подтверждение своему мудрому знанию, а Юрий Николаевич это знание приобрел. «Все приобретенные раньше знания он мог теперь проверить и углубить на месте, — написал много лет спустя после Центрально-Азиатской экспедиции С.Н.Рерих. — Живой контакт с истоками его специальности дал ему незаменимый опыт. Здесь, на Востоке, он имел возможность ближайших контактов с крупнейшими специалистами и учеными. Эти непосредственные контакты дали ему не только исключительные знания, но и исключительное понимание условий, создавших древние культуры» [12, с. 8]. Беспрецедентные по своей широте познания, которыми обладал до Центрально-Азиатской экспедиции молодой Юрий Рерих, за время экспедиции превращаются из отвлеченного знания в знание жизненное, живое, связанное с глубинными процессами, происходившими на территориях, по которым пролегал путь экспедиции. Подкрепленное воспринятой от отца философской концепцией, опирающейся на мировоззренческую систему Живой Этики, это знание становится знанием мудреца. А сам Юрий Николаевич приобретает тот «образ истинного, вдохновенного ученого-мыслителя, человека высочайшей духовной гармонии» [12, с. 8], о котором так замечательно поведал в своем «Слове о брате» Святослав Николаевич Рерих.
Творческое взаимодействие и сотрудничество двух Рерихов — отца и сына, сложившееся во время Центрально-Азиатской экспедиции, продолжалось при создании Гималайского института научных исследований «Урусвати» и организации его деятельности, при планировании и проведении второй крупнейшей экспедиции Рерихов — Маньчжурской, и в дальнейшей жизни, представлявшей собой непрерывный творческий процесс поиска и формирования нового знания. В этом процессе каждый из них решал свою задачу. Н.К.Рерих, основываясь на энергетическом мировоззрении Учения Живой Этики, закладывал новые направления и основы науки будущего. Ю.Н.Рерих, также являясь носителем концепции Живой Этики, создавал научные школы в современном ему настоящем, применяя эти основы и реализуя направления.
Взаимодействие Н.К. и Ю.Н. Рерихов не было бы столь продуктивным, если бы между ними не существовала редкостная общность, способствовавшая плодотворности их творческого союза. Им обоим было присуще качество, которому нельзя научиться и которое свидетельствовало о великой духовной одаренности. Об этом удивительном и редком качестве Е.И.Рерих писала: «Ведь синтез есть самое трудное, самое редкое и самое великое достижение» [13, с. 414]. Это качество нашло свою реализацию в уникальнейшем сочетании творческих проявлений и в их гармоничном взаимодействии. В творческой деятельности Николая Константиновича знания ученого помогали создавать убедительные художественные произведения, а воображение художника способствовало осмыслению научных открытий. Его синтетический дар проявлялся и в многообразии форм его деятельности: художника и ученого, мыслителя и практика, заложившего основы мирового общественного движения по защите культурных ценностей.
Такой же многогранностью отмечено и творчество Юрия Николаевича. Ученый с мировым именем, признанный востоковед, в совершенстве владевший многими европейскими и восточными языками, в том числе редкими диалектами, он свободно ориентировался во многих научных направлениях. История, археология, этнография, языкознание, литература для него были не отвлеченными дисциплинами, а инструментами познания. Для него не существовало барьеров специализации, он мог глубоко вникать и в особенности тибетской фармакопеи, давая научные эквиваленты названий лекарственных трав и компонентов, и в тонкости переводимых им при составлении тибетско-английского словаря философских понятий.
Воин и путешественник по натуре, Ю.Н.Рерих был не только блестящим ученым, но и незаурядным художником. Его художественные произведения свидетельствуют о самобытном таланте, тонком умении увидеть и отобразить глубинную сущность изображаемого — будь то отдельный предмет или интерьер. А его портреты несут внутренний психологический образ изображаемого человека. Обладая собственной манерой письма, тонкостью и светоносностью в передаче цвета, Ю.Н.Рерих вполне мог стать прогрессивным современным художником и иметь высокий статус в изобразительном искусстве.
Прекрасно владея словом, он обладал даром излагать свои впечатления в художественной форме, образно и емко. В книге «По тропам Срединной Азии» подробности маршрута, исторические экскурсы и социально-экономический анализ стран, через которые пролегал маршрут экспедиции, перемежаются поэтическими описаниями ландшафтов и колоритными характеристиками встретившихся на пути людей. Ярче всего литературный дар Юрия Николаевича проявляется в его статьях, посвященных своему отцу и учителю. Проникновенно и возвышенно он описывает в небольшом, но очень содержательном очерке «Листки воспоминаний» [12, с. 143] жизненный путь Николая Константиновича. Образно и ярко пишет о его гималайской серии картин, об их живой связи с необычными природными явлениями Великих Гор. Только истинный художник, тонко чувствующий и понимающий Красоту, человек, познавший глубины мудрости, способен так точно определить то особенное, что отличало Мастера Гор от многих других художников, — сочетание глубокой философии и чувства природы с высочайшими пластическими и колористическими достижениями. Юрий Николаевич был не только ученым, мыслителем и художником, но и великим гуманистом, принявшим от отца эстафету культурного созидания и немало сделавшим для реализации Пакта Рериха.
Неоценимо много дал своему сыну Николай Константинович Рерих. И Юрий Николаевич, неизменно отдавая дань уважения и почитания, сумел делом отблагодарить своего отца и наставника. Он первым вернул на Родину творческое наследие Н.К.Рериха и за короткий срок — менее трех лет — сумел утвердить на Родине образ ее великого сына.

Литература

1. Рерих Ю.Н. По тропам Срединной Азии. Хабаровск, 1982.
2. Юрий Николаевич Рерих. Письма. В 2 т. Т. 1. М.: МЦР, 2002.
3. Беликов П.Ф., Шапошникова Л.В. Институт «Урусвати» // Непрерывное восхождение. М.: МЦР, 2001.
4. Рерих Ю. Тибет и Центральная Азия. Самара: Агни, 1999.
5. Рерих Н.К. Сердце Азии. Минск: Университетское, 1991.
6. Рерих Н. Держава Света. Священный Дозор. Рига: Виеда, 1992.
7. Рерих Елена Ивановна. Письма. Т 1. М.: МЦР, 1999.
8. Рерих Н. Алтай - Гималаи. Рига: Виеда, 1992.
9. Рерих Н. Врата в Будущее. Рига: Виеда, 1991.
10. Рерих Ю.Н. По тропам Срединной Азии. Самара: Агни, 1994.
11. Шапошникова Л.В. Великое путешествие. Мастер. Книга первая. М.: МЦР, 1998.
12. Рерих С.Н. Слово о брате / Воспоминания о Ю.Н.Рерихе. М.: МЦР, 2002.
13. Рерих Елена Ивановна. Письма. Т 2. М.: МЦР, 2000.