Виктория Молодцова
"Российская газета", 17 февраля 2000 г.
Идет такая борьба за наследие Рерихов, что, похоже, скоро от него камня на камне не останется.
19 марта 1999 года в «Российской газете» было опубликовано письмо группы известных деятелей культуры, науки и образования во главе с Дмитрием Сергеевичем Лихачевым. О чем писали авторы письма? О том, что картины, завещанные Святославом Николаевичем Рерихом нашей стране, необходимо вернуть в Международный Центр Рерихов.
Авторам письма в «Российской газете» ответил тогдашний министр культуры РФ Владимир Константинович Егоров, предложивший решить проблему собственности картин через суд.
Вот уже несколько лет чиновники Минкульта РФ предлагают решить судьбу коллекции Рерихов в судебном споре. Логично предположить, что они хотят суда, потому что уверены в выигрышном варианте. Считать так можно только на одном основании: обладая документами, которые позволят это дело выиграть. В публикации «РГ» от 13.05.99 г. ситуация с коллекцией была исследована довольно подробно. Мы призвали чиновников прекратить ведомственные игры. В ответ — полная тишина.
27 апреля 1999 г. вице-президент Международного Центра Рерихов, директор Музея имени Н.К.Рериха Л.Шапошникова направила письмо руководству Министерства культуры РФ с просьбой поручить Правовому управлению совместно с отделом сохранения музейного фонда провести правовую экспертизу документов, на основании которых Государственный музей Востока включил в государственную часть Музейного фонда РФ картины, подаренные С.Н.Рерихом Международному Центру Рерихов (МЦР). Для того, чтобы Правовому управлению сподручнее было проводить такую экспертизу, Шапошникова передала документы на 13 листах. В ответ опять тишина, хотя известно: по закону определены точные сроки ответа на письма, поступающие в государственные органы. Между тем никто отвечать не торопился.
Напомним, картины Рерихов (согласно дарственной С.Н.Рериха — 288 полотен) были привезены в СССР в 1974 году для экспонирования в связи со 100-летним юбилеем Николая Константиновича Рериха и переданы Минкультуры СССР. Министерство, в свою очередь, передало картины Всесоюзному художественно-производственному объединению имени Е.Вучетича (ВХПО). Кто обладает документом о передаче, неизвестно. Возможно, этот документ попал в Минкультуры РФ, но не исключено, что он и затерялся, поскольку никто не знает даты передачи. Зато известно когда — 30 мая 1989 г. — заместитель министра культуры СССР В.Казенин издал приказ № 234, согласно которому картины (уже 282 полотна) переданы на временное хранение Государственному музею искусства народов Востока (МИНВ) для экспонирования их на территории СССР.
Правовая основа этого документа вызывает большие сомнения у юристов, которые по просьбе «Российской газеты» внимательно исследовали всю эту историю. И вот почему. Дело в том, что существовала Инструкция «По учету и хранению музейных ценностей, находящихся в государственных музеях СССР», которая действовала и в 1989 году, в момент издания приказа Минкультуры СССР. В разделе третьем есть пункт 95: «…категорически запрещается передача кому-либо экспонатов, находящихся на временном хранении, без согласия их владельца». С.Н.Рерих согласия на передачу не давал, и документ, подтверждающий его согласие, по этой причине отсутствует.
Не исключено, что те чиновники Минкультуры СССР, которые готовили приказ, очень хорошо понимали, что делают, потому что название приказа «О мерах по обеспечению сохранности произведений Н.К. и С.Н.Рерихов (коллекция С.Н.Рериха)» не соответствует содержанию: в приказе речь идет именно о передаче коллекции. По логике действующего законодательства передача на временное хранение подразумевает, что тот, кому передают вещь на время, обязан ее хранить, а затем возвратить в сохранности, причем договор о хранении не может быть основанием для того, чтобы хранитель стал собственником или обрел какие-либо права на переданную вещь. Следовательно, Музей Востока с самого начала должен был понимать — картины придется вернуть. Но этого понимания до сих пор нет.
В ноябре 1989 года, когда С.Рерих приезжал в Советский Союз, он резко выступил против того, чтобы наследие семьи хранилось в госмузее, а в марте следующего года передал наследие родителей Советскому Фонду Рерихов, включив в свою дарственную коллекцию картины, находившиеся по документам на временном хранении в Музее искусств народов Востока. В подтверждение своей воли Рерих провел в Резервном банке Индии регистрацию вывезенных им картин с Минкультуры на СФР. Документы эти существуют и могут быть предъявлены заинтересованным организациям. Вот только организации почему-то этими документами не интересуются.
30 января 1993 года С.Рерих умирает, не приходя в сознание. Старая и больная жена Рериха — Девика Рани — оказывается во власти секретаря Мэри Джойс Пунача, которая полностью распоряжается всем имуществом по генеральной доверенности, в свое время выданной ей Рерихами.
О том, как распоряжается Мэри собственностью Рерихов, Шапошникова, прилетевшая в те скорбные дни в Индию, догадалась во время поездки вместе с Пунача в мастерскую С.Рериха в имении «Татагуни». Год назад в мастерской было 200 картин, теперь у стены сиротливо стояли всего 5. Позже стало известно, что во время болезни Рериха Мэри вывезла из имения 5 грузовиков с картинами и другим имуществом семьи. К счастью, до того, в 1992 году, Шапошникова побывала в имении вместе с Натальей Бондарчук, та снимала фильм о Рерихе и сумела запечатлеть на пленке его картины. Позже пленка станет неоценимым фактом для следователей Бангалора.
Но окончательно ситуация стала проясняться за два часа до отлета Шапошниковой из Индии, когда к ней в отель, крадучись и опасаясь, пришел Дев Дас — муж сестры Мэри Пунача. Он вручил Людмиле Васильевне свой иск на имя комиссара полиции Бангалора, иск человека, преклонявшегося перед Рерихами и не желавшего, чтобы их наследие было пущено по ветру.
«Последние три с половиной года, — писал в своем иске Дев Дас, — С.Рерих и Девика Рани из-за пожилого возраста и болезни не могли должным образом вести дела в своем поместье “Татагуни”, поэтому в июне 1980 года переехали в отель “Ашок”, где и жили с тех пор. Мадам Девика Рани неоднократно сообщала мне о неблаговидном поведении Мэри Пунача, о ее нечестных манипуляциях, о попытках злоупотребить доверием д-ра С.Рериха ради своих личных выгод. О ее преступной деятельности 04.08.90 г. мадам Девика Рани направила личное письмо господину Реванасиддья (Индийская служба полиции). В нем она упомянула, что некоторые из людей, их обслуживающих, передают другим людям ценности, нанося ущерб их собственности и движимому имуществу, выразила подозрение в том, что некоторые из их вещей переданы в другие страны. В приложении к письму она называла имена подозреваемых, и в первую очередь имя Мэри Пунача, которая имела свободный доступ в мастерскую и их дом в поместье».
Позже, 27 января 1992 г., Девика Рани напишет еще одно письмо. На этот раз о хищении драгоценностей из чемоданчика супругов, хранившегося в отеле. Дев Дас подозревал об этом и писал в своем иске, что Мэри Пунача взяла подписи мужа и жены Рерихов для того, чтобы получать доходы от их собственности (движимой и недвижимой), включая всемирно известные картины. Впоследствии оказалось, что Дев Дас был прав.
Интересное совпадение: Девика Рани вроде бы начала беспокоиться об имуществе семьи в 1992 году. В этом же году началась беспрецедентная атака на имущество Рерихов, находящееся в России. В июне 1992 года, в день создания в Бангалоре Международного мемориального центра Рерихов, в газете «Декан геральд» было опубликовано интервью одной из сотрудниц Музея Востока, которая утверждала: над имуществом С.Рериха должна быть учреждена государственная опека и музей Н.К.Рериха в Москве не имеет никаких перспектив на успешную работу. Следующим шагом было письмо некоего господина Кувшинова (по его собственным словам — председателя Кемеровского городского рериховского общества), который предложил тогдашнему председателю Верховного Совета РФ Р.Хасбулатову немедленно создать государственный музей семьи Рерихов. Комиссия по культуре Верховного Совета РФ ответила, что это невозможно, ибо Рерих передал наследие семьи при условии, что Центр будет иметь статус общественной организации.
Это было в начале апреля, а в конце месяца в дело вступил уже директор Музея Востока В.Набатчиков, направивший первому вице-премьеру О.Лобову письмо с просьбой о передаче музею в бессрочное безвозмездное пользование наследия Рерихов. К тому времени уже прошло два месяца, как решением Фондовой комиссии Музея Востока коллекция была поставлена на постоянный музейный учет для последующей научной инвентаризации и переведена в Государственный музейный фонд. Это подразумевало возникновение права собственности на коллекцию уже Музея Востока. Фондовая комиссия нарушила аж целых два пункта Инструкции «По учету и хранению музейных ценностей, находящихся в музеях СССР». Для того чтобы иметь основания принять такое решение, Музей Востока, как минимум, должен был иметь письменное распоряжение Минкультуры РФ о постановке коллекции на постоянный учет. Ни в одном из документов указаний на такое разрешение нет. Видимо, в тот момент никто из чиновников от культуры не хотел «засвечиваться» как явный нарушитель законов.
Второе немаловажное обстоятельство: Фондовая комиссия, принимая свое решение по поводу картин Рерихов, сослалась на некое распоряжение Минюста, причем сделанное по совершенно иному поводу. Дело в том, что МЦР пытаются до сих пор отказать в праве считаться преемником Советского Фонда Рерихов. Даже в письме Минкультуры РФ от 3 марта 1999 года, подписанном заместителем министра культуры П.Хорошиловым, отмечено: «Юридически МЦР не является правопреемником СФР, а поэтому дарственная С.Н.Рериха не может рассматриваться как документ, устанавливающий право собственности МЦР на эти произведения». Эта стандартная фраза давно переходит из письма в письмо. Но как же обстоят дела на самом деле?
На самом деле Советский Фонд Рерихов был создан на основании постановления СМ СССР от 4.11.1989 г. как общественная организация. Для того чтобы МЦР не был правопреемником СФР, должна была произойти реорганизация этого юридического лица: некое слияние, присоединение, разделение, выделение, смена организационно-правовой формы. Что произошло на самом деле? Одна организация — СФР — была переименована в другую — МЦР, а учредительные документы при этом не были кардинально изменены. Они были приведены лишь в соответствие с действовавшим на тот момент законодательством. Минюст был уверен: МЦР — правопреемник СФР, а потому не считал необходимым лишний раз это устанавливать и фиксировать. Если бы при регистрации Устава в новой редакции возник спор, его мог бы решить суд, ибо Минюст ко всему прочему не правомочен определять правопреемство. Таким образом, при переименовании СФР в МЦР правопреемство было определено, спора не возникло, реорганизации не произошло. Все нормально и законно, тем более что позже в письме от 23.03.93 г. Минюст указал: исключение записи о правопреемстве из учредительных документов МЦР не означает отсутствия единства между МЦР и СФР, а также права собственности Центра на имущество Фонда. Кстати, доказательством этого может служить немало документов, которые чиновники тоже почему-то не хотят принимать во внимание: письмо С.Рериха от 22.10.92 г., протокол общего собрания СФР, в котором записано решение о придании Фонду статуса международной организации с связи с распадом СССР, об утверждении Устава в новой редакции, письмо Минюста за подписью заместителя министра Г.Черемных. Ко всему прочему, есть еще и письмо министра культуры Е.Сидорова (от 27.04.1993 г.), в котором Министерство культуры обозначает: с 1991 года СФР — Международный Центр Рерихов, а в налоговых органах в течение всего времени находятся единые документы: сначала СФР, затем МЦР.
Таким образом, еще в апреле 1993 года очень многое было ясно. И, видимо, кто-то очень хорошо понимал, что происходит. А потому в Индию было отправлено письмо заместителя директора Института востоковедения Р.Рыбакова. Содержание письма неизвестно, зато известен ответ, который 12.05.1993 г. написала из Бангалора небезызвестная Мэри Пунача. Она просила узнать, как работает «Фонд Рериха». И ставила условие: если Шапошникова не отчитается перед Девикой Рани о результатах работы, та заберет все вещи и откроет большой центр в Индии. Это письмо через месяц Р.Рыбаков прочитает во время выступления по каналу «Радио России». В тот же день в Музее Востока пройдет пресс-конференция, где руководство этого учреждения официально объявит о намерении создать государственный музей Н.К.Рериха, а преподаватель Института стран Азии и Африки Н.Сазанова на волнах «Радио России», ничтоже сумняшеся, скажет, что государственный музей — дело, затеваемое с одобрения и по подсказке Святослава Рериха. К тому времени Святослава Николаевича уже не было в живых и он не мог опровергнуть эти слова.
Атака на МЦР нуждалась в существенной поддержке, и она пришла все от той же Мэри Пунача. 25 июня 1993 года на имя Президента России пришла телеграмма от вдовы Святослава Николаевича Девики Рани с припиской Мэри Пунача, но без подписи самой Рани. Текст телеграммы был удивительным: «Прошу вас взять под вашу личную защиту все наследие, переданное российскому народу моим покойным мужем Святославом Николаевичем Рерихом, и передать это наследие полностью под контроль государства желательно в лице Министерства культуры вашей страны».
Такой текст вызывал большое сомнение в том, что его автор Девика Рани. Во-первых, телеграмма почему-то пришла только через полгода после смерти С.Н.Рериха. Во-вторых, к июню 1993 г. состояние здоровья Девики Рани не позволяло ей ни написать, ни продиктовать такой текст. Но самое главное, имеющая весьма отдаленное представление о России и российском Министерстве культуры и Мэри Пунача, вероятно, не могла написать такой текст сама. Это означает, что она послала текст, который кто-то в России очень хотел получить и подсказал Мэри Пунача его содержание. На это в России почему-то никто не обратил внимания или не захотел этого сделать.
Между тем вскоре в Россию пришло новое письмо Девики Рани, которая в это время находилась уже в состоянии полного беспамятства: «Я пришла к решению отозвать наследие обратно… Но узнав, что ваше Министерство культуры планирует создать в Москве государственный музей Рерихов, я приняла следующее решение. Я хочу, чтобы все картины, архивы и личные вещи, переданные Святославом Рерихом бывшему Советскому фонду Рерихов, были на тех же условиях переданы Государственному музею Рерихов и остались там при условии, что между датой отправления письма и датой объявления о создании вышеназванного музея пройдет не более двух месяцев. В противном случае я вынуждена буду принять соответствующие юридические меры. Я готова прибыть в Москву сама или направить своего специального представителя, чтобы сверить наличие всех архивов и наследия с полной описью переданного, хранящейся в нашей семье». Напомню, это написано, как утверждают, женщиной, которая не могла встать с постели, находилась в беспамятстве. Немногие друзья, которым тогда удавалось проникнуть в номер отеля, где жила Рани, утверждали: Девика ничего не знала ни о письме, ни о том, что она-де собирается нарушить волю покойного, ни о том, что собирается сама поехать в Москву.
Самое пикантное в этой истории, что копию письма Девики Рани, адресованного Президенту России, принес в аппарат Правительства все тот же Р.Рыбаков.
В марте 1994 года умирает Девика Рани и тут многое становится известно об истинной роли в деле Рерихов пресловутой Мэри Пунача. О том, что она скрыла настоящее завещание С.Рериха, произвела на свет фальшивые завещания, по которым ей переходило все имущество Рерихов, перепродавала землю, принадлежавшую их семье. Полиция Бангалора завела дело, началось следствие, выявлявшее все новые и новые подробности. В июне 1995 года в Москву приезжает руководитель бангалорской следственной группы А.Инфант, ведущий дело Мэри Пунача, концы которого он находит и в Москве. Насколько известно, все еще идет судебный процесс по обвинению Мэри Пунача в разграблении имущества Рерихов.
А что происходит у нас?
А у нас в России спор о наследии Рерихов продолжается, картины по-прежнему находятся в Музее Востока, чиновники предлагают в судебном порядке установить право собственности, хотя Музей Востока не может документально подтвердить свои права на коллекцию, хотя приказ директора, передавший ее в собственность Музея, издан в нарушение действующего на тот момент законодательства, инструкции Министерства культуры СССР «По учету и хранению музейных ценностей, находящихся в государственных музеях СССР» и считается юристами ничтожным документом, не имеющим юридической силы.
Несмотря на просьбы, адресованные Минкультуры, об ускорении правовой экспертизы документов, на основании которых Государственный музей Востока включил в государственную часть Музейного фонда РФ картины, подаренные С.Н.Рерихом Международному Центру Рерихов, чиновники хранят гордое молчание. Видимо, считают, что путь судебного разбирательства этой проблемы — наиболее оптимальный и цивилизованный. На самом деле все не так. Может быть и другой путь, другое решение проблемы.
Дело в том, что Министерство культуры может своим решением исключить предметы и музейные коллекции из Фонда, если налицо «ошибочность экспертного заключения о культурно-историческом, физическом состоянии и других особенностях указанных предметов и коллекций, на основании которого было принято решение об их включении в состав Фонда». Это предусмотрено «Положением о Музейном фонде Российской Федерации», принятом 12 февраля 1998 года. Если Фондовая комиссия приняла неправильное решение (а это уже ясно), если Музей Востока принял решение (это тоже уже ясно), противоречащее действующему законодательству, то поправить ошибки должен вовсе не суд, а вышестоящий орган — Министерство культуры. При добром и справедливом желании восстановить справедливость, действовать в рамках закона.
Вместо послесловия
С момента написания этого материала прошло несколько месяцев. За это время в Минкультуры состоялось совещание, где встретились все заинтересованные стороны: представители Центра Рериха, Музея Востока, Минкультуры РФ. Разговор был жестким до предела, создавалось впечатление, что собеседники не слышат друг друга. Бывший в то время министром В.Егоров стоял за судебное разбирательство, Шапошникова — за экспертизу всех документов, которые фигурируют в деле о наследстве Рериха. Директор Музея В.Набатчиков сомневался в подлинности завещания Рериха, Шапошникова — в правомерности документов, которые решили вопрос о передаче коллекции Музею. Представитель правового управления Минкультуры настаивал на том, что Центр не правопреемник Советского Фонда Рериха. (Что интересно, здесь регулярно возникает алогичность — выходит, если бы Советский Фонд оставался Фондом, а не перерегистрировался в Центр, в его праве на коллекцию вроде бы никто и не сомневался.) Договаривающиеся стороны в результате ни о чем не договорились, в том числе и о возможном сотрудничестве. Конфликт остался неразрешенным.
Вскоре в редакцию «Российской газеты» позвонил Владимир Константинович Егоров и предложил встретиться сугубо конфиденциально. Встреча откладывалась из-за постоянных командировок министра, график его работы был чрезвычайно напряженным. И все же она состоялась, и один на один мы с Владимиром Константиновичем поговорили весьма плодотворно и конструктивно, сойдясь на том, что так заботиться о коллекции Рериха, как это может делать Центр, никто не станет, в том числе и Музей Востока, а потому необходимо искать какой-то взаимоприемлемый вариант и для государства, и для общественного центра. Например, подписать договор с Центром и передать ему на определенных условиях коллекцию картин Рерихов или установить такой порядок, когда коллекцией на паритетных основах будут владеть одновременно и государство, и Центр. Ни я, ни Владимир Егоров никоим образом не собирались подменить собой юристов и считали, что настало время для того, чтобы юристы государственной и общественной организации сели за стол переговоров и нашли приемлемый вариант выхода из конфликта, длящегося уже не один год. В конце разговора Владимир Константинович снял трубку и дал одному из своих замов поручение: вернуться к рассмотрению дела о коллекции Рерихов.
А дальше опять наступила привычная пауза, которая наступает всякий раз, когда нужно конкретно и предметно ответить по существу дела. Центр не располагает по сути дела ни одним ответом Минкультуры на свои запросы по тому или иному поводу. Что странно, потому что, с одной стороны, чиновники министерства без устали твердят о том, что они представляют государственное ведомство, а с другой — нарушают все сроки, установленные для таких ведомств, для ответа на запросы организаций и граждан.
Заместитель министра, которому министр дал поручение, хранил и хранит до сих пор гордое молчание. Может быть, потому, что не может не принять справедливое решение о передаче коллекции Центру Рериха, но не решается по какой-то неизвестной причине.
Недавно министр культуры Егоров перешел на другую работу. В Минкультуры появился новый министр — Михаил Ефимович Швыдкой. Ему предстоит теперь решить проблему, с которой не справились предыдущие министры: Сидоров, Дементьева, Егоров. Швыдкому можно посочувствовать: министры приходят и уходят, министерство остается и сохраняет (по привычке) все ту же позицию. Хранители той позиции — минкультовские чиновники — в своем нежелании решать вопросы по справедливости упорствуют, дискредитируя государство и не понимая, что делают. Остается подождать, что новый министр, известный как человек совестливый, решит проблему, которую нужно решить во имя торжества справедливости и воли Святослава Рериха, подарившего России свою коллекцию. Так подождем?