Тень во плоти. Повесть о том, как индианка Мэри очаровала наше правительство

Наталья Дардыкина
Газета "Московский Комсомолец", 30 апреля 1994 г.

Совсем недавно — 12 апреля — в Международный Центр Рерихов позвонили из МУРа:

— К нам пришел с повинной человек: он украл в музее Рериха статуэтку Будды. Это у вас? — спросил следователь Юрий Федорович Ищенко.

— Нет. У нас, слава Богу, ничего не пропало, — ответили в МЦР.

А кража произошла в кабинете Н.К.Рериха в музее Востока. Весь юмор состоял в том, что днями раньше по НТВ прошел сюжет, в котором зав. кабинетом г-жа Румянцева рассыпалась в уверениях, что хранить наследие Pерихов надежнее именно у них, в Государственном музее Востока. Раскаявшийся воришка оказался большим шутником: вы, мол, вешаете лапшу на уши, а я спокойно беру у вас все, что мне приглянулось.

Очевидно, премьер Черномырдин, подписывая постановление правительства об открытии музея Рериха в качестве филиала музея Востока, был неправильно проинформирован лицами, готовившими это решение.

Чтобы отобрать у Международного Центра Рерихов огромное наследие этой гениальной семьи, музей Востока вступил в переписку с вдовой художника Девикой Рани, а фактически — с секретарем покойного Святослава Николаевича Мэри Джойс Пунача. Игра приняла опасный оборот. В своей публикации в «MК» (30.11.93) я привела множество документов, которые свидетельствовали, что последний из Рерихов в добром здравии нотариально передал наследие именно Международному Центру, а через него — русскому народу. Сейчас индийская ситуация вокруг наследия Рерихов стала криминальной. Заголовок в газете штата Карнатака от 15 марта 1994 года кричит:
«НА ЗАКАТЕ ЖИЗНИ ЧЕТА РЕРИХОВ ПАЛА ЖЕРТВОЙ ОБМАНА».

Статья посвящена тому, что у четы Рерихов украли их коллекцию драгоценностей: «Выдающийся деятель индийской кинематографии Девика Рани Рерих умерла в Бангалоре пять дней тому назад, через год и месяц после смерти мужа — известного русского художника доктора Святослава Рериха. Супруги были бездетны.

На вопрос корреспондента газеты “Пайонир”, касающийся драгоценностей, г-жа Мэри Джойс Пунача, много лет проработавшая секретарем четы Рерих, ответила: “Все забрали”. В исчезновении драгоценностей она обвинила некое семейство, воспользовавшееся, по ее словам, своим знакомством с супругами Рерих два года назад.

Некое лицо, пожелавшее остаться неизвестным, сообщало, что у супругов Рерих был небольшой чемодан, где они хранили свою коллекцию бриллиантов, жемчуга и других драгоценных камней. Эта коллекция хранилась в поместье Рерихов в Татагуни, расположенном в 22 км от Бангалора. Четыре с половиной года тому назад, когда супруги Рерих переехали в гостиницу “Ашок Радиссон”, чтобы пользоваться срочной медицинской помощью в случае необходимости, коллекция была привезена в их апартаменты.

Г-жа Пунача, которая была секретарем супругов Рерих 17 лет, отрицает существование чемодана, полного драгоценностей. “Это ложь”, — сказала она».

Л.В.Шапошникова видела этот плоский чемодан и готова свидетельствовать об этом на суде. Нельзя представить, чтобы индианка, а тем более кинозвезда Девика Рани изменила обычаям и не имела драгоценностей, чтобы украсить руки браслетами, а пальцы — кольцами и перстнями…

И еще одна цитата из той же статьи:

«Сразу же после смерти г-жи Девики Рани полиция опечатала номер люкс в гостинице, где проживали супруги Рерих, здание в их поместье и их городскую контору. Полицейский комиссар П.Кодандерамия заявил, что полиция не составляет описи движимого имущества Рерихов.

Дж.С.Джинн заявил, что правительство штата Карнатака возьмет под свой контроль все излишки в поместье (сверх 54 акров) в соответствии с положениями закона об ограничении земельных владений.

Г-жа Пунача торжественно поклялась бороться против предложения о взятии земель Рерихов под правительственный контроль, заявив, что г-жа Девика Рани оставила завещание в ее пользу. “В соответствии с желанием госпожи я хочу построить музей”, — сказала она. Г-жа Пунача подчеркнула, что в поместье осталось лишь несколько картин и предметов материальной культуры. “Теперь они мои”, — заявила она».

Чувствуете хватку! Жест победителя. Мэри действует теперь более откровенно и цинично. Забавно, но зарегистрировано завещание в пользу Мэри не в Бангалоре, где это было бы невозможно, поскольку все владеют ситуацией, а в Дели… Завещание Девики Рани, предъявленное Мэри, не было признано. Из Индии приходили сообщения, что ретивая мошенница арестована. Красавица Мэри, оказывается, не брезговала контрабандой. Вот перевод статьи от 21 апреля.

«ПАЙОНИР», Нью-Дели.

«Миссис Мэри Джойс Пунача, долголетний секретарь покойных супругов Рерих, сообщают, скрылась в среду после изъятия полицией контрабандного сандалового дерева, находившегося в ее владении… Миссис Пунача имела генеральную доверенность на имение.

Ее муж, мистер Пунача, был арестован во вторник и остается под стражей до 25 апреля. Хотя полиция вместе с ним побывала в различных местах, где, по его словам, может находиться его жена, тем не менее следов ее не обнаружила. После смерти шесть недель назад миссис Девики Рани Рерих полиция опечатала имение и офис в Бангалоре, но, как заявил в полицию один из рабочих в среду, печати кем-то были сорваны.

Когда полиция прибыла в имение, она обнаружила 5,5 тонны сандалового дерева. Девика Рани умерла 13 месяцев спустя после смерти д-ра Святослава Рериха. У супругов не было детей. Миссис Пунача, которая была секретарем и доверенным лицом супругов Рерих в течение 17 лет, сфабриковала несколько различных завещаний, в которых предъявила права на их собственность».

Вот какая она — Мэри Джойс, с кем сотрудничали, на чей авторитет ссылались правительственные чиновники России, когда готовили постановление правительства за подписью Черномырдина о передаче наследия Рерихов музею Востока.

НО ДАВАЙТЕ РАЗБЕРЕМСЯ.

Передо мной толстая рукописная книжка — дневник Людмилы Васильевны Шапошниковой, который она вела в Индии в Бангалоре в трагические дни перед кончиной Святослава Николаевича. Страницы из дневника.

«28 ЯНВ. 1993.

Из аэропорта сразу приехала в больницу. С.Н. занимает на 5-м этаже две комнаты — в первой лежал он, во второй — стояла кровать Девики. Когда я вошла сюда, меня поразило множество незнакомых людей. Мэри бросилась ко мне и заплакала. Тут же была сиделка Тереза и Девика в кресле. Увидев меня, Девика улыбнулась и протянула руки, но сказать ничего не сказала. Я прошла к С.Н. Он лежал на высокой кровати посреди просторной палаты — очень исхудавший, прикрытый простыней. Тереза сказала мне, что он второй день живет только на кислороде. Его дыхание было прерывистым и неровным. Я положила руку на его лоб — очень горячий. “Какая температура?” — спросила я Терезу. “39, — ответила она. — У него к сепсису добавилось воспаление легких”. — “Застойное?” — “Да”. Потом я говорила с врачом, он подтвердил, что положение критическое. С.Н. больше не пришел в сознание. От близкого ему человека я узнала, что С.Н. еще до потери сознания хотел меня видеть. Но Мэри сознательно протянула время и позвонила мне в Москву, когда он уже был безнадежен. Сама Мэри в этот день начала странную игру, уверяя, что С.Н. становится лучше и будто опасность миновала.

В этот день вместе с Мэри и ее близким человеком Нанда Кумаром мы побывали в имении, в мастерской С.Н. Я, к удивлению, обнаружила, что из картин, которые я видела здесь в июне 1992 г., осталось буквально несколько.

— Где остальные? — спросила я Мэри.

— Все на месте, — нагло ответила она.

— Да, да. — подтвердил Кумар.

И тогда я поняла все: эти двое завладеют наследством С.Н. Потом Мэри сказала, что она отдала 35 картин Александру Кадакину, советнику-посланнику в Дели для музея Рериха в Кулу. Я возразила:

— Ты отдала ему только десять.

— Ну, 25! — ответила она, и пошло беспардонное Мэрино вранье.

Архив С.Н., который я в 1992 г. привела в порядок и оставила в маленькой комнате при мастерской, был небрежно засунут под стол, — видно, приготовились его выбросить. В 1992 году Наталья Сергеевна Бондарчук засняла на видеокамеру полный комплект картин, находившихся в мастерской С.Н. И еще были там бронзовые скульптуры и другие антикварные вещи».

Здесь я хочу повторить цитату из бангалорской газеты, которую я уже приводила в своей публикации в «МК» 30 ноября 1993 г.: «В течение сентября–октября 1992 г. пять грузовиков вывезли из мастерской картины и другие предметы искусства».

«29 ЯНВАРЯ, ПЯТНИЦА. Утром после обеда была в больнице. Особенных изменений нет. Хотя Мэри продолжает утверждать, что здоровье С.Н. улучшается. Утром позвонила мне, что С.Н. разговаривает и что она передает ему трубку. В трубке раздалось нечленораздельное мычание. Потом я выговорила Мэри за этот поступок. Замечаю: в палате С.Н. возрастает суета. Не вижу привычных лиц его друзей — я ведь была со всеми знакома. Дэвика, мне кажется, не понимает, что происходит. Время от времени она выключается из действительности, а иногда концентрируется и проявляет ясность соображения. Температура у С.Н. — 40.

Опять разговаривала с женщиной, близкой С.Н. Она подтверждает самые худшие мои опасения: Мэри практически ограбила стариков. Сделала это в последние полгода. Картины вывезены ею, уволен старый адвокат Прасад, служивший долго С.Н. Она взяла другого адвоката — Рона. Рон пользуется плохой репутацией: была у Нанджунда Рао, декана художественной академии, созданной С.Н. Мэри ссылалась на него, будто часть картин она передала Рао. Рао отрицал это и дал список того, что было ему подарено самим С.Н. давно.

30 ЯНВАРЯ, СУББОТА. Утром была в больнице. С.Н. забрали в реанимацию. Пришел доктор и сказал, что будет сделано переливание крови. В реанимацию никого не пускают. Никого… Его не стало в 4 часа 45 минут после обеда. Через несколько часов разрешили спуститься в реанимацию.

В отгороженном углу на узкой койке лежал С.Н. в своем парадном костюме — в кителе. Мэри рыдала у меня на плече. Мы отвезли С.Н. в морг, попрощались. Два служителя толкнули койку с телом в холодильную камеру. Завтра с утра будут бальзамировать его, — чтобы подготовить в дальний путь в Петербург, где он завещал себя похоронить и быть отпетым по православному обычаю.

31 ЯНВАРЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ. С утра мы едем встречать Кадакина в аэропорт. Он мне сказал, что надо все приготовить к вылету в понедельник, с регулярным рейсом в Дели. Был заказан цинковый гроб и выполнен. Еду его смотреть. Потом в отель по просьбе Кадакина приехала Мэри. Состоялся разговор. Кадакин справедливо поставил вопрос о вскрытии завещания Святослава Николаевича. Согласно индийскому обычаю, оно должно быть вскрыто сразу после смерти завещателя и обнародовано.

Мэри оказала явное сопротивление, ссылаясь на то, что она к этому отношения не имеет, а все в руках Девики и с нею надо говорить. Мы ее просили посоветоваться с Девикой. Кадакин обратился к адвокату Рону и попросил о встрече, тот ему во встрече отказал и посоветовал не вмешиваться не в свое дело.

Приходит из нашего посольства сообщение, что Ельцин высылает из Москвы спецрейс на Бангалор. Он вылетает в понедельник в 9 часов утра. Ждем Мэри, но ее все нет, и мы не знаем, разрешит ли Девика увезти тело С.Н. в Петербург. Тогда Кадакин договорился о приеме у главного министра штата В.Мойли. Он принял нас тотчас же в своей резиденции. Мы рассказали обо всем. Главный министр штата В.Мойли нам явно сочувствует: “Да, я знаю, этих бандитов. И Мэри известна своими связями с темными личностями. Конечно, я вам помогу. Мы вскроем завещание, и будет все в порядке. Да, вы правы, нельзя везти гроб в Петербург, не прочитав о воле покойного. А это может быть только в завещании. Да, судьба его наследия нам небезразлична. Мы должны знать, как он им распорядился. Не беспокойтесь — я быстро с вами свяжусь”. Но он с нами так и не связался. Кадакин с трудом дозвонился до него уже после того, как нам сообщили о решении Девики. Мы узнали, что Девика дала телеграмму индийскому премьеру о том, что, если С.Н. не будет похоронен в Индии, она покончит жизнь самоубийством. Мэри сообщила нам: С.Н. будет похоронен в Бангалоре, т. к. Девика по состоянию здоровья не может сопровождать гроб в Петербург.

Завещание так и не было вскрыто. Спецрейс отменили. Мэри выиграла. И плакал горькими слезами корреспондент ТВ Сережа Алексеев, хорошо знавший С.Н., снимавший о нем фильмы. Кадакин поехал к Девике — сделать последнюю попытку уговорить ее изменить свое решение. Но Девика боялась Мэри и повторяла явно с ее слов: “Хоронить в Индии”.

Тамара, русская женщина, живущая в Бангалоре под сенью ашрама Саи-Бабы, находилась у Девики, когда туда пришла Мэри от Кадакина и жестко сказала ей, что надо говорить русским. Таким образом, не Девика, а Мэри приняла решение похоронить С.Н. в Индии.

1 ФЕВРАЛЯ. Утром все индийские газеты сообщили о решении Девики Рани. К вечеру Святослава Николаевича похоронили в имении, как оказалось сейчас, в спорной земле — Мэри кому-то успела продать эту часть земельного владения Рерихов».

ПОСЛЕ того как я прочитала дневник Л.В.Шапошниковой, я спросила ее, почему же она сразу не рассказала нашему корреспонденту о том, что произошло в Бангалоре. Людмила Васильевна ответила:

— Меня сдерживали совершенно реальные и жесткие обстоятельства. Зная, в кого превратилась Мэри, наблюдая, как физически и во всех отношениях зависима от нее старая и беспомощная Девика Рани, с которой у меня всегда были добрые отношения и таковыми остались, я не могла своим публичным признанием невольно усугубить ее нелегкое положение. От Мэри можно было ожидать всего. Мне рассказывали, как она обращалась с Девикой. Да я и сама это почувствовала однажды, когда разговаривала с Девикой и вдруг заметила, как от ужаса расширились ее глаза. Повернувшись, я увидела за своей спиной суровую Мэри. Мэри была очень заинтересована, чтобы подстрелить меня влет, лишить социального уважения и тем самым обесценить любые мои показания. Что она и делала в своих посланиях в Россию. Наши чиновники ей верили безоговорочно, хотя эта красивая индианка полностью игнорировала решение самого Святослава Николаевича.

— Людмила Васильевна, высокие чиновники Индии не хотели иметь дело с Мэри. Почему?

— Она была сомнительным в социальном плане человеком. В то же время наши чиновники и те заинтересованные лица, которые нарушали и продолжают нарушать волю Святослава Николаевича, принимали всерьез ее послания и не обращали внимания на наши документальные публикации, и прежде всего в «Московском комсомольце», где были приведены компрометирующие факты из биографии Мэри Пунача.

— Как вы думаете, могла ли больная и неподвижная 96-летняя Девика слать русскому правительству и Ростиславу Борисовичу Рыбакову в Институт востоковедения телеграммы о необходимости отобрать наследие у МЦР и передать его государству?

— Конечно, нет. И не потому, что она была больна. Хотя и это существенно, а прежде всего потому, что у меня с Дэвикой были хорошие отношения, у нас никогда не возникало конфликта ни по какому поводу. Она заботилась обо мне, когда я работала с наследием в 90-м году. И, конечно, только люди, не знающие индийских традиций, могли подумать, что жена или вдова может нарушить волю супруга. Никогда такого не могло быть. Стиль, которым были написаны эти письма и телеграммы, не был стилем Девики Рани.

В письме к доктору Ростиславу Борисовичу Рыбакову Мэри Джойс сочиняла небылицы о якобы грубом поведении русских в Бангалоре на похоронах С.Н., что, дескать, заставило Девику прийти «к неизбежному решению похоронить его в Бангалоре, в имении Татагуни». А чуть ниже, в том же послании, с откровенным коммерческим размахом Мэри переходит к проблемам собственного бизнеса: «Если Вам надо переслать нам какую-либо информацию, будьте любезны послать ее факсом или срочной почтой на отель “Ашок”, Бангалор. Далее, я хотела бы знать, существует ли какой-либо экспортный бизнес, который Вы смогли бы порекомендовать, или какая-либо надежная компания, или друг, заинтересованный в наших проблемах; я надеюсь, Вы поможете ему в этом отношении. Есть ли какой-либо экспорт, который нужен из Индии, который немедленно будет реализован с его помощью, это надо сделать очень срочно». В этом же факсе, направленном г-ну Рыбакову, Мэри сообщала о телеграмме, якобы посланной Девикой на имя Ельцина, и здесь же — фраза о возможном кофейном бизнесе, в котором она может содействовать русской стороне. Здесь же приведен текст телеграммы Ельцину, посланной от имени Девики Рани, но без ее подписи. И уважаемый ученый, зная о состоянии здоровья престарелой вдовы Святослава Николаевича, не усомнился в подлинности послания: не иначе как под влиянием кофейного аромата. После смерти Девики Рани, последовавшей 9 марта 1994 года, выяснилось, что она не была юридически введена в наследие С.Н.Рериха. Поэтому завещание Девики Рани, отказавшей все свое имущество Мэри Джойс Пунача, не признано действительным — таково решение правительства штата Карнатака. На Мэри Пунача заведено четыре уголовных дела.

Не удалось ловкой Мэри обстряпать дельце, хитрым подлогом отвоевать у русских ценности, переданные Святославом Николаевичем русскому народу. В сфабрикованном ею письме от имени вдовы художника она ставила условие: если через два месяца не откроется музей Рериха в Москве, то «эпистолярная» Девика обещала принять «соответствующие юридические меры». Наши правительственные чиновники устрашились этих мер юридически неправомочных лиц и приняли скоропалительное решение — передать музею Востока то, что принадлежит по воле последнего из Рерихов Международному Центру.

Зав. отделом культуры аппарата Совмина И.Шабдурасулов в докладной на имя В.Ф.Шумейко оценивал деятельность МЦР по письму Мэри Джойс Пунача и со слов Р.Б.Рыбакова, в то время зам. директора Института востоковедения РАН (ныне он директор). Но Центр не за горами — придите и посмотрите, что сделано и делается ежедневно, ежечасно работниками Центра и без всяких государственных ассигнований.

Г-н Шабдурасулов представлял Р.Б.Рыбакова как доверенное лицо С.Н.Рериха. Но я своими глазами видела письмо Святослава Николаевича, в котором он называет единственным своим доверенным лицом в России Л.В.Шапошникову, вице-президента МЦР. У российского правительства всегда была и остается возможность получить достоверные сведения о Мэри Джойс Пунача, об отношении Святослава Николаевича и Девики к Шапошниковой — достаточно обратиться к послам в Индии А.М.Дрюкову и в Непале к А.М.Кадакину, на чьих глазах разыгралась драма русского интеллигента, страстно желавшего возвратить на родину наследие семьи, завещавшего похоронить его в родной земле. И не его вина, что ни индийское, ни русское правительство не посвящены в его завещание. Да и где оно сокрыто? И уцелело ли вообще? Наталья Бондарчук, не раз бывавшая у Рерихов в Бангалоре, вспоминает, как однажды в машине Мэри неожиданно заявила: «В следующем воплощении я буду его женой». Она имела в виду С.Н. Объявляя себя единственной наследницей Девики, а значит, и С.Н., она, видно, решила не ждать мистического перевоплощения, а взять все здесь, на земле. Но вышла осечка.

Правительство Индии руководствуется не эмоциями, а документами и реальными фактами. Мэри незаконно объявила себя генеральным секретарем мемориального Треста Рерихов в Кулу, в Гималаях. Правительство отменило регистрацию Треста на имя Девики Рани и намерено восстановить попечительский совет, в состав которого входили Президент России Борис Ельцин, посол в Индии Анатолий Дрюков, посол в Непале Александр Кадакин и вице-президент МЦР Людмила Шапошникова. Рерихи принадлежат России, Индии и всему человечеству. А Мэри Пунача, красивая, как пантера, почти два десятилетия была около них вроде черной тени.

Талантливые люди, увы, доверчивы.