МОНСАЛЬВАТ

Полагают, что человеческий организм, главным образом, развивает­ся всяческим спортом. Естественно, что упражнения нужны, в особеннос­ти, когда они происходят на чистом воздухе. Но о способе упражнений су­ществуют различные мнения. Полагается также, что главное гармони­ческое развитие должно происходить в нервной системе, а не столько в мускулах.
Нервным равновесием и здоровою нервною напряженностью чело­век достигает многого, чего никакими мускульными утрировками дос­тичь нельзя. Все согласятся, что каждый однобокий спорт, выявляющий лишь определенную группу органов, есть нечто ограниченное и, тем са­мым, нечто низшего разбора.
Правильно, что, прежде всего, нужна разумно использованная прана чистого воздуха. Также необходимо некоторое движение, естественное для человеческого организма. Если это движение не будет нарушать нер­вную систему и протечет не насильственно, то оно будет лишь правиль­ным пособником развития тела и духа.
Всем известно, что в моменты нервного напряжения человек оказы­вается сильнее и выносливее всяких искусственных атлетов. Искусст­венное, ограниченное напряжение создает и ограниченное мышление. "Золотое равновесие" мышления происходит лишь при гармоническом равновесии всего организма. Прискорбно вспомнить о всяких современ­ных "марафонах", которые тем или иным нелепым занятием выбивают ни­кому не нужное число часов. Спрашивается, кого поучает или радует то обстоятельство, что человек может бессмысленно танцевать семьдесят два часа, а может быть и больше, уже являя при этом признаки безобразия. Кому нужен многочасовой поцелуй, который тоже является, в конце кон­цов, безобразным зрелищем.
Если заняться анализом всяких современных "марафонов", то можно лишь убедиться в профанации старого имени, запечатленного в подвигах. Ведь после марафона греки шли в академию, где внимали и беседовали с великими учеными и философами. И, таким образом, вовсе не происхо­дило однобокой, затягивающей в тину профессии. Другие испытатели скажут, что при должном гармоническом развитии нервной системы вов­се не требуется бешеных телесных движений. Известно, как перипатети­ки на прогулках беседовали о высших науках, гармонизируя тем самым и материальное, и духовное преуспеяние.
Уродливость чисто физических состязаний можно изучать, сравни­вая, например, классические состязания в Греции с уже упадочными римскими цирковыми забавами. Греческие игры не требовали ни мучи­тельства, ни крови, которые оказались так существенны в римских цир­ках. Увы, и теперь толпы людей привлекаются зрелищем казни. Вот в Гер­мании теперь опять начали рубить топором головы женщин. Кажется, это происходит на тюремном дворе, но боюсь, что если бы такое зрелище вы­нести на площадь, то амфитеатр зрителей был бы и теперь, в наш "циви­лизованный" век, битком набит. Если бы назначить цены местам для тако­го зрелища, то, кто знает, может быть, платили бы гораздо больше, чем за благотворительные билеты?
Пришлось слышать один рассказ, как некие дамы были очень огорче­ны, что казнь сожигания живьем была заменена простым удушением. Вот, куда оборачивается уродливое, ограниченное развитие лишь некоторых центров и инстинктов. Многие падения и одичания, именно, происходи­ли от уродливостей и ограниченностей. Вздувался один какой-то мускул, обнаруживался один нарыв садизма или одичания, и прорвавшийся гной заливал весь мозг и сердце.
В противовес уродливо физическому развитию и однобоким ограни­чениям существует теория, что правильным упражнением нервной сис­темы можно управлять и развивать мускулы и все органы. Конечно, мысль заставляет приходить в движение и мышцы, и всякие другие функции. Су­ществуют такие ограниченные люди, которые даже этой простой аксиомы не могут осознать. Но, тем не менее, в этом может убеждаться каждый, который того захочет. Иногда приходилось видеть людей, уделяющих сравнительно очень мало времени физическим движениям и, тем не ме­нее, остававшихся в расцвете как мыслительной, так и физической воз­можности. Естественно, они не только устремлялись к высшим предме­там, но и хотели жить и тем самым балансировали свои органы.
Ценить дары жизни. Хотеть жить для труда и пользы есть великий им­пульс, который помогает сильнее всяких прививок и массажей. Мыслите­льный массаж осознанный направит и должную энергию в ослабевший ор­ган. Самая простая пранаяма, то есть, вдыхание праны и направление ее туда, где есть необходимость в укреплении и развитии, будет очень пока­зательным примером.
В обиходе часто приходится видеть самую уродливую профилакти­ку. Человек опасается бессонницы и не находит ничего лучшего, как предаться наркотикам или алкоголю. Или, человек чувствует какие-то стран­ные ему симптомы и, по невежеству, начинает курить или принимать яды, совершенно упуская из вида, что одно такое послабление потребует лишь усиления таких же вредных нелепостей.
Говорили о радости Служения. Но какая же радость может быть в агонии наркотиков, никотина или алкоголя? Это уже не радость развития и восхождения, но постыдное бегство во тьму.
Врачи знают также, сколько болезней имеют причиною своею увле­чение современным спортом. Постоянно приходится слышать, что та или другая тяжкая, а подчас и неизлечимая, болезнь зародилась от спортив­ных излишеств. Самые различные органы бывают поражены, а более все­го бывает переутомлено сердце. Сердечный невроз, не говоря уже о дру­гих, более серьезных поражениях сердца, дает себя чувствовать на всю жизнь, если не доходит до фатального разрешения.
Однобокие спортсмены, к тому же, мало пригодны даже среди обыч­ной физической деятельности. Они оказываются какими-то набухлыми оранжерейными растениями, приспособленными лишь для одного како­го-то выражения. Если всякая профессия вызывает и ограниченную спе­циализацию мышления, то тем более спортивная специализация делает мышление уродливо однобоким. Если прислушаться к интересам боксе­ров и других подобных профессионалов или искателей призов, то очень часто можно усомниться в современной цивилизации.
За последнее время как будто потеряли остроту привлекательности бои быков. Впрочем, может быть, мы хотим ошибиться в этом. Может быть, нам хочется, чтобы они потеряли привлекательность, но где-то, мо­жет быть, по прежнему толпа ревет от постыдного удовольствия. Конеч­но, никто не сопричислит к профессиональным уродствам здоровое сокольство, которое может благотворно заполнять досуги. Так часто и разно­образно повторяется о золотом равновесии. И так мало выясняется его ценная сущность.
На подступах к Монсальвату, среди восходящих путников, вряд ли можно встретить профессиональных боксеров и ловцов призов. Другие деятели неустанно стремятся к высотам Монсальвата. Чтобы взойти, что­бы не убояться горных тропинок, чтобы претерпеть трудности, нужны не только физические усилия. У искателей Монсальвата найдется достаточ­но сил, чтобы не свернуть трусливо с намеченного пути. Необходимые для подвига физические силы будут почерпнуты не из призового источни­ка. В прекрасном равновесии, без ущерба духовному росту, сердца, горя­щие Монсальватом, взойдут.
Монсальват – уготован. Произнесен на всех языках. В постоянном развитии не коснемся конечного, оконченного. Но ошибемся, приняв те­лесное за исход и венчание. Лишь духу сужден венец.
Отдадим себе отчет, в каких обстоятельствах зарождается представ­ление о Монсальвате. Воспитатели не забудут, когда именно и почему возникло в жизни это ведущее понятие. На подступах к нему можно еще раз вспомнить, что ничего нет оконченного в великой относительности. Сколько раз каждому учителю придется повторить эту простую истину вступающим на трудовой путь.
В труде, в повседневности, казалось бы, так далеки высоты Монсальвата. Можно видеть людей, делающих сбережения и с нежностью приго­варивающих: "Пригодится, когда пойду туда". Это не скупцы, которые, обуянные землею, закрепощают дух свой материальными сокровищами. Это сокола, расправляющие свои будущие крылья. И знают они, что им придется идти, им будет позволено идти. И прежде всего, в этом сознании будет избегнуто мрачное чувство одиночества, которое так мертвит и ус­трашает людей, в неведении пребывающих.
О высоком могут быть лишь высокие выражения. Слова подлые, оби­ходные, не укладываются около понятий высоких. Хотящим узреть, есть многое видимое. Для хотящих слушать, уже звучат голоса.
Монсальват – уготован.

1935