Page 245 - Мастер2-1

риканец.

— Не Джордж, а Юрий, — поправила я. —Юрий Николаевич Ре-рих. И не англичанин и не американец, а русский.

Палден удивился и попросил меня рассказать о Юрии Рерихе. Я рассказала не только о Юрии Николаевиче, но и обо всех Рерихах, а также об ихЦентрально-Азиатской экспедиции. Ученый лама слушал, боясь упустить хоть единое слово. Япоказала ему репродукции картин НиколаяКонстантиновича, которые он сделал вЛадакхе. Ученый лама перебирал репродукции, восхищенно смотрел на них и, казалось, не мог с ними расстаться.

—Это сделал великий художник,—убежденно сказал он.—Никто так не смог бы нарисовать Ладакх. А горы? Вы только посмотрите. Он прониквкакую-то внутреннююсутьих. Яведь тоже рисую,—смутился ученый лама, — и я знаю, как трудно рисовать горы.

Палден еще долго вздыхал и причитал над репродукциями. А по-том несколько дней подряд все расспрашивал о Рерихах. Однажды он прибежал чуть запыхавшийся, но какой-то очень торжественный. — Я нашел! — громко с порога сказал он. — Кого? — не поняла я.

— Ригзена. Того, что ходил проводником с караваном Рериха. Я восхищенно уставилась на Палдена.

—Не радуйтесь, —печально сказал лама. —Ригзен умер пять лет тому назад, но осталась его вдова. Она кое-что помнит, но мало. Ригзен тогда ушел с караваном Рерихов и вернулся через год в Ладакх. Вдова действительно помнила мало. Она даже забыла год, когда караван ушел из Ле. Из Рерихов она запомнила только Николая Кон-стантиновича. Но годы размыли его образ так же, как размыли и ее память.

Ригзен, умерший пять лет назад, был последним ладакхским про-водникомрериховского каравана и последним свидетелем экспедиции. Я опоздала на пять лет...

Но ученого ламу Палдена это обстоятельство не смущало. Для него было самым важным установить, что такая экспедиция была. Он уста-новил и очень гордился этим.

Ученый лама стал для меня проводником в сложном лабиринте ладакхского буддизма. Он рассказывал мне о буддийских сектах и знаменитых настоятелях монастырей, о тантрических ритуалах и ста-ринных рукописях, которые хранятся в монастырских библиотеках, о древних святилищах нагов и прорицателях. Раскачиваясь, он низким голосом пел молитвы, стараясь довести до моего сознания что-то очень важное и значительное в них. Твердой, загрубевшей рукой он рисовал на бумаге буддийские символы, старинные одежды и головные уборы высоких лам. Он знал очень многое, его знания были точны, в них от-сутствовала расплывчатость, свойственная некоторым другим ламам. Он представлял себе «нашу эру» и «до нашей эры», не пытался опери-