"ВЕЛИКИЙ ВСАДНИК"

И.И. Ломакина, писатель, Санкт-Петербург

Речь пойдет о периоде, когда Юрий Николаевич был в Монголии, потому что я изучаю Монголию и нашла картину Н.К. Рериха "Великий Всадник".
Рерихи находились в Монголии с середины сентября 1926 года по апрель 1927 года, готовясь к экспедиции в Тибет. Когда Юрий Николаевич приехал через тридцать с лишним лет в Улан-Батор, он не нашел картину "Великий Всадник", которую его отец подарил правительству Монголии. Эта картина занимает центральное место в цикле полотен Николая Рериха о Шамбале. На ней изображен предводитель священной войны, который, по легенде, принесет мир и справедливость. В своих молитвах буддисты просили, чтобы довелось им возродиться в Шамбале и участвовать в этой священной войне.
Когда Рериху в последний день пребывания в Ладаке принесли замечательную старинную тибетскую танку, он увидел на ней, по словам дневника, как "на красном коне, с красным знаменем неудержимо несется защищенный доспехами Великий Всадник и трубит в священную раковину. От него несутся брызги алого пламени, впереди летят красные птицы. За ним горы Белухи, снега, и Белая Тара шлет благословение".
По мотивам этой танки художник напишет своего "Рэгдэн-Дагву". В ноябре 1926 г., встречая в Хотане пришлых лам, раздававших на базаре молитвы и изображения Шамбалы, он запишет в дневнике: "Ходят странники, приносят новые вести. В Урге будет отведено место под храм Шамбалы. Когда изображение Ригден-Джапо достигнет Урги, то вспыхнет первый свет нового века Истины... Задумана картина "Приказ Ригден-Джапо".
Картина "Великий Всадник" была завершена в Урге (ныне Улан-Батор) в начале 1927 года и в торжественной обстановке вручена премьер-министру Монгольской Народной Республики Цырен Доржу. Когда Юрий Рерих приехал в Улан-Батор в 1958 г., он не увидел прежней Урги, потому что ее не было. Не было "золоченых крыш монастырей, вызывавших неизменный восторг всех путешественников". Буддийский мир, героем которого был "Великий Всадник", был сокрушен, предан огню и мечу всего за одну пятилетку безбожия. Из 750 монастырей остался неразрушенным один столичный Гандачинлэг, ламы которого прежде были известны своей ученостью. Теперь лишь несколько служителей ютились при обветшавших храмах. На прокатившихся по Монголии процессах еще в 1932 г. все высшие ламы были приговорены к расстрелу как мятежники и контрреволюционеры.
Естественно, храм Шамбалы, куда в 1927 году предполагалось поместить картину Рериха, не был построен. И сколько ни расспрашивал Юрий Николаевич, уже никто ничего не знал о картине, хоть и живы были еще ветераны революции 1921 года — партизаны войска Сухэ-Батора, которые у костров распевали сочиненную тогда песню о священной войне с врагами... Слова ее записал Ю.Н. Рерих, будучи в Монголии в 1926-27 годах: "Пусть мы все умрем в этой войне, но мы родимся снова воинами Шамбалын-хана...".
"Великого Всадника" я нашла в Улан-Баторе в запаснике Музея национального искусства. Это было темное холодное помещение, заставленное сплошь холстами. По какому принципу и когда они сваливались сюда, догадаться было невозможно. Пыль, теснота, холод...
Отбирая тогда работы для репродуцирования в моей будущей книге об изобразительном искусстве Монголии, проверяя имена и даты, я не только побывала у многих художников, в залах выставок и музеев, но и перебрала все до единого холста в том помещении, которое правильнее было бы назвать складом, сараем. Были здесь и картины и этюды Константина Ивановича Померанцева, приглашенного в Монголию из Иркутска и проработавшего здесь с 1926 по 1939 год. Его жена — скульптор Вера Ивановна Шаршун — рассказывала мне много позднее, каким событием в 1926 году было для Константина Ивановича знакомство с приехавшими в Улан-Батор Рерихами. В тот год на главной площади возводилось здание с круглой, как у национальной юрты, крышей. Его называли Народный дом, в нем проходили хуралы, шли первые спектакли. Народное правительство предложило Николаю Константиновичу Рериху расписать первый занавес для него, но он, занятый подготовкой к экспедиции в Тибет и начатыми картинами, порекомендовал на эту работу Померанцева, картины которого ему нравились. Звучными локальными пятнами, в плоскостной манере написал иркутский художник на занавесе портрет уличного музыканта Ёндон-хурчи с национальным инструментом морин-хуром, гриф которого украшает резная головка лошади. Расписав занавес первого республиканского театра, Померанцев станет оформлять в нем спектакли... Пройдет много лет, и вернувшийся в Москву Юрий Николаевич подойдет на выставке к поседевшей Вере Ивановне и скажет, что о кончине ее мужа они с отцом узнали вдали от России...
Среди работ Померанцева в запаснике музея я и увидела Рериховского "Рэгдэн-Дагву" с провисшим на подрамнике холстом, осыпавшимися кое-где красками...
Внимательно разглядывая холст, увидела на украшенном орнаментами сайдаке (налучье) у "Рэгдэн-Дагвы" в ромбике четкую подпись: "Р.Х.1927". Несмотря на то, что несущегося на красном коне воителя с победным красным знаменем осеняет над традиционно орнаментальными языками очищающего огня Будда-Бурхан, несмотря на плоскостность и колористический строй картины, созвучные буддийской иконописи, во всем чувствовалось переплетение разных культур. Победа над злом дана Рерихом в образе воина, замахивающегося копьем, навершие которого напоминает крест. И замах копья, и фронтально изображенный конь, и приемы линейной стилизации сближают его картину с русской иконой.
Методично, колонку за колонкой прочла я в Публичной библиотеке Академии Наук Монгольской Народной Республики все номера выходившей на русском языке газеты "Известия Улан-Батор-Хото" за 1926-1927 годы. И в одном из сентябрьских номеров 1926 года нашла маленькую заметку "Приезд академика Н.К.Рериха", сообщавшую, что "художественно-археологическая экспедиция... предполагает пробыть в Улан-Баторе значительное время для всестороннего запечатления художественных ценностей в столице Монголии. В составе экспедиции прибыл молодой ученый, магистр санскритской словесности, сын художника Георгий Николаевич Рерих, первая книга которого о тибетской живописи была издана в 1925 году в Париже издательством Гетнера... Экспедиция прошла от юга Индии через Гималаи и Каракорумский перевал..."
И уже в весеннем номере (№ 73) за 1927 год отыскала ценнейшую корреспонденцию под заголовком "Передача Монгольскому Правительству картины академика Н.К.Рериха"! Вот текст, который я выписала тогда, в 1968 году в Улан-Баторской библиотеке Академии Наук и не нашла этого номера в российских библиотеках:"... В особой рамке будет помещено глубоко значительное следующее письмо Н.Рериха:
"Привет Правительству Монгольской Народной Республики. Монгольский народ строит свое светлое будущее под знаменем Нового Века. Великий Всадник освобождения несется над просторами Монголии. На нем весь доспех и знамена заповеданных сроков. В нем все великие бывшие жизни претворились в строительство общечеловеческой радости широкого будущего. Стоят средоточия знания и общины. Тучнеют стада коней и скота. И зазеленела степь, и покрылись высоты Богдо-УлаБогдо-Ула — священная гора, вдоль которой вырос Улан-Батор. свежей невиданной травой. Пришло время, и пришли сроки. И на юртах выступили начертания самые счастливые. И Великий Хурулдан в деятельном совещании слагает решения новой народной жизни. И громовно звучит зов Красного прекрасного Владычного Всадника. Во время расцвета Азии считалось лучшим подарком произведение искусства или книга. Пришли опять лучшие времена Азии.
Прошу Правительство Монгольской Народной Республики принять от меня картину "Великий Всадник".
"Председатель Правительства Цырен Доржи, — сообщалось далее в скромной замечательной газете "Известия Улан-Батор-Хото", — принимая картину, закончил свою речь следующими словами: "Пусть идея нашего общего Учителя Ленина распространится по всему миру, подобно пламени, изображенному на этой картине, и пусть мужи, следующие этому учению, будут продолжать работу с той же решимостью, с какой несется изображенный Великий Всадник".
В конце 60-х годов, когда я вела поиск, у нас еще не были изданы "Алтай-Гималаи" Николая Рериха, поэтому можно представить, как я обрадовалась, найдя в лондонском издании 1930 года (все в библиотеке Академии Наук МНР в Улан-Баторе) строки о картине "Великий Всадник" и показавшиеся тогда загадочными фразы о том, что печатание книг "Основы буддизма" и "Общее Благо" ("Община") подходит к концу, что трудно их хорошо оформить в маленькой типографии, что литограф — бывший лама и т.д.
Обе безымянные книжечки хранились в сейфе библиотеки в единственном экземпляре, хотя и были напечатаны в местной типографии. Сейчас мы знаем, что их писала Елена Ивановна Рерих. Знакомясь с ними в Улан-Баторе, я не сомневалась только в том, что они Рериховские. На обложке "Общины" (книга 3, 1927) стояло еще: "Монгольская типография". И все. Книга имела подзаголовок "Листы бесед Высокого Общинника Востока", и слог ее напоминал письмо Николая Рериха Монгольскому правительству.
Старейшая сотрудница библиотеки Вера Викторовна Хурлат, которая помогла мне отыскать безымянные книжечки, помнила, как жгли их во дворе той маленькой типографии при русском консульстве, где они были отпечатаны. Их жгли как крамолу!
Читая строчки в дневнике Николая Константиновича Рериха о том, что его просят дать для перевода на монгольский язык "Основы буддизма", исследователи мечтательно пишут, что, может быть, они и были изданы, кто знает... Нет, не переведены и на монгольском не изданы. Напечатанные же при Рерихах книжечки стали уникальными раритетами.
Многое могла вспомнить Вера Викторовна, падчерица Цогто Бадмажапова, литературного переводчика П.К.Козлова. Именно в их доме останавливался в Улан-Баторе известный исследователь Центральной Азии. Она знала многих ученых, приезжавших в те годы в Монголию. С ней мы ходили фотографировать домик Петровых в русской слободе, у которых снимали зимой жилье Рерихи. Юрий Николаевич записал:
"Нам посчастливилось найти небольшой четырехкомнатный дом с двумя просторными дворами и конюшнями", где не только экспедиция готовилась к путешествию в Тибет и Индию, но также "профессор Н.К.Рерих писал картины, отражающие жизнь и чаяния Монголии".
Недалеко от этого выбеленного одноэтажного домика, смотревшего синими ставнями на главную улицу Улан-Батора (и, конечно, теперь снесенного), стоял и дом Бадмажаповых — побольше, подобротнее, также с двумя дворами. Он сохранился, и в хорошем состоянии, благодаря тому, что в нем давно организован музей — сначала Сухэ-Батора, потом — истории города.
На сохранившихся снимках, сделанных в сентябре 1926 года в Учкоме, всюду в центре — Петр Кузьмич Козлов и Николай Константинович Рерих, понимающие важность исторического момента. Здесь, в монгольской столице, произошла достойная встреча двух людей, чьи имена навеки связаны с Центральной Азией. Великий художник шел со своей экспедицией в Тибет, где не раз бывал великий путешественник, всю жизнь стремившийся выполнить завет своего учителя Пржевальского — попасть в Лхасу... Снимки, сделанные в Учкоме, во дворе этого экзотического для европейца здания, сохранились в фотоархиве Института материальной культуры (бывшего Института археологии) в Санкт-Петербурге. И всюду на этих снимках создатель монгольского Ученого Комитета, душа Учкома — Цыбен Жамцарано. Юрий Николаевич Рерих (на снимках во френче и фуражке) записал о нем в дневнике: "Человек обаятельный и глубоко эрудированный". С ним, лингвистом и фольклористом, общались и советовались не только филологи, но и все русские ученые, работавшие в те годы в Монголии. Это было замечательное время, когда каждый понимал, что стоит у истоков рождения науки Монгольской Народной Республики. Большинству из них в 1937 году будет предъявлено обвинение в японском шпионаже, они будут расстреляны, как и сам "организатор шпионского центра" Жамцарано... А тогда, в сентябре 1926 года, он всячески помогал организовывать каждую научную поездку и экспедицию. Через Жамцарано были наняты на работу в экспедицию Рериха несколько бурят, чтобы легче было добраться до Лхасы.
Одного из этих паломников разыскал монгольский поэт и переводчик М.Цэдэндорж, опубликовавший беседу с ним в литературной газете МНР "Утга зохиол урлаг" в 1967 году.
Ламжав, как звали того бурята-паломника, жил на Ононе, откуда в Цаган-сар — новый год по лунному календарю — приехал в 1927 году из кочевья в Улан-Батор. Там познакомился с будущими товарищами, которые собрались идти в Тибет вместе с экспедицией русского художника, "широколицего, с белой бородой, разговорчивого".
Вспоминая путь в Лхасу, старик-бурят говорил о том, какие трудности испытывала экспедиция, когда кончились еда и медикаменты. На одном из привалов стало так холодно, что не удавалось развести огонь. Ламжав придумал раздувной мех. И когда добыли огонь, художник дал ему в награду десять янчанов — китайских долларов и столько же, когда он, найдя овчину, сделал "старику" унты. Сколько помнит, тот все работал в своей палатке...
Многое повидав, старик Ламжав признался, что самое сильное впечатление на него произвели горы Тибета со снежными вершинами, такие высокие, что однажды экспедиция Рерихов целых двое суток спускалась только до облаков... Но когда, наконец, спустились, то попали в рай, где было всего полно: рек, цветов, обезьян...
Год провел Ламжав вблизи Рерихов, но всю жизнь потом рассказывал об их учености, о том, как каждый из них продолжал работать в самых трудных условиях.

* * *

Картина "Великий Всадник" теперь в постоянной экспозиции Музея национального искусства Монголии. Побывав в нем в декабре 1989 года, я сама слышала, как экскурсовод, подведя к ней группу, рассказывал о Николае Рерихе.
А работая с архивами, я увидела, что в хоре резко отрицательных оценок, которые в свое время давались Джа-Ламе, Юрий Николаевич Рерих определил в те годы ему истинное место в истории. Это совершенно конкретный пример масштабности мышления большого ученого.