КУЛЬТУРА

Друзья мои!
Скажем кратко, в чем сущность наших задач и стремле­ний. Все определенное может быть выражено кратко: мы по­могаем Культуре. А если кто в минуту дерзновения возьмет на себя бремя сказать: «Мы слагаем Культуру», то он будет неда­лек от истины. Каждый помогающий разве не является и со­трудником?
Мы просим наших друзей каждый день мыслить, произно­сить и применять понятия Красоты и Культуры. В этом нет ничего нового, ибо вообще ничего нового нет. Но мы собираем около этих ценных понятий новое усилие, мы стремимся по­мочь напряжению созидательной энергии. Мы стремимся изу­чать и воплощать так называемую абстракцию в реальность. Очень легко из каждого действия сделать абстракцию. И в этой отвлеченности утерять возможность действен­ности.
Мы видим постоянно, что самое реальное учение жизни превращается искусной риторикой в недосягаемую абстракцию и для успокоения малодушия передается в неосязаемую облач­ность. Сделать эти искусственно созданные великие абстракции реальностью и сущностью жизни есть ближайшая задача Куль­туры. Невозможно представить себе, чтобы истинное познание сущности, истинное учение жизни что-то только запрещало, отсекало и омертвляло.
Истина будет там, где будет явлено беспрепятственное строительное расширение, вмещение и любовь к неустанному подвигу. Враги наши говорят, что мы будто бы образуем из себя какое-то особое племя. Если бы под этим они подразу­мевали народ Культуры, то, пожалуй, и это вражеское опреде­ление, как это часто бывает, явилось бы близким к истине. Этой истины мы и не будем бояться. Если как высшее обви­нение отживающий черный век скажет нам: «Вот, собрались мечтатели и воображают, что они могут помочь человечеству». Ведь именно в этой помощи человечеству нас и укоряют. Но каждый из рассеянных по всем странам соратников наших при этом улыбнется и скажет: «А разве каждый естественный труд не является помощью человечеству?». Ибо мерзко было бы думать, что каждый трудящийся трудится лишь для себя самого. Нет, он трудится для кого-то, ему неизвестного. И тот неизвестный примет этот безымянный труд как некое выраже­ние Благодати, облегчающее ему прохождение земного пути. Не мечтатели, но воплотители мыслей; мечта улетает в без­брежный воздушный океан, но воплощение мыслей творит сущности и цементирует пространство грядущими создания­ми. О творчестве мыслью во многообразии говорили все ре­лигии, все учения. За многие тысячелетия до нашей эры егип­тяне знали это творчество мысленное. И еще сказано всюду: «Мысль и любовь». И под видом сердца, и змия, и чаши во всем многообразии благих символов дается то же предначер­тание мудрое: «Мысль и любовь».
Ведь из мысли, эманации совершенно реально, мы ухит­рились сделать отвлеченность. Мы забыли, что не рука, но мысль и творит и убивает. А из любви мы сделали или кислое воздыхание или мерзость блуда. Дошло до того, что некоторые отрасли Христианской Церкви совершенно недавно даже сан­кционировали аборт. Это несчастное узаконение должно пони­мать как высшую меру отрицания духовности. Подумайте, если Церковь вместо мудрого распределения сил и воздержания будет рекомендовать убийство, если постоянно говорится о де­лении мира на созидателей и разрушителей, то ведь эта мера была бы страшным знаком разрушения. Но Культура по сущ­ности своей не знает разрушения, как такового. Она безудерж­но, беспрестанно создает, она постоянно покрывает новым, высшим куполом несовер­шенство вчерашнего дня, Но где же тот камень, который не пригодился бы мудрому строителю, берегущему каждую возможность? Истинно, в разных частях света сейчас возникает напряжение строительной энергии. Ряды молодых работников вопиют: «Мы изнемогли от разруше­ния, мы отяжелели от бессмысленной механизации, мы хотим творить, мы хотим делать ту полезную работу, которая соеди­нила бы нас со светлым будущим». В старых учениях всегда указывался мост, соединяющий старый и новый мир. И нигде не говорилось ни о разрушении, ни о насилии.
Если мыслить о духовности будущего, то ведь эта духов­ность не будет отвлеченной, но снова она вернется в зримость, в ощутимость, в непреложность. И снова Благодать станет ве­щественною, как вещественна и весома даже мысль. Если кто облагораживает жизнь свою, если кто вместо сорительного злоречия старается вернуться к творчеству светлому, разве это смешно? Ведь хихикать будут только невежды, для которых само Знание уже является отвлеченностью, а сама Красота ненужною роскошью и сама Благодать младенческою сказкою. Но самые серьезные ученые уже давно пришли к заключению, что сказка есть сказание. А сказание есть исторический факт, который нужно разглядеть в дымке веков.
Те же ученые показали нам, что Культура и достижение государств строились Красотою. Уберите памятники Красоты, и весь аспект истории нарушится. Живучесть Красоты, вековая жизнеспособность Культуры говорят нам об истинном претво­рении отвлеченности в явленную жизнь.
Вот и мы, вовсе не мечтатели, но работники жизни, и по­стулат наш прежде всего в том, что мы стремимся сказать на­роду: «Помни о Красоте, не изгоняй ее облик из жизни и зови действенно и других к этой трапезе радости! А если увидишь союзников, не отгони их, но найди всю меру благого вмеще­ния, чтобы позвать нас на то же мирное необъятное поле труда и созидания. В Красоте и в духе укрепятся силы твои, и взгля­нешь ты ввысь и прострешь крылья свои, как завоеватель сужденного Света...» В дни особых смятений и содроганий мы будем твердить о том же созидании, о том же благодатном Свете. И нет такого условия, которое могло отвратить вступив­шего на путь созидания.
Не убоимся во имя Прекрасного и будем помнить, что на­смешка невежества лишь толчок для подвига.
Отрешаясь от эгоизма, если будем не только сами стремить­ся по пути Прекрасного, но и будем всемерно открывать его близким, мы уже будем выполнять ближайшую задачу осветле­ния Культуры — восхождения духа.

1930