ПОДВИЖНОСТЬ

Лама Мингиюр уезжает в монастыри. Наверно, опять собе­рет много значительных сведений и по старым преданиям, и по всяким лекарственным вопросам. Очень хорошо, что он едет. В этой подвижности заключается именно то качество, кото­рое я всегда советовал нашим сотрудникам. Вот и лекарь Дава Тяньзин тоже уходит в горы. Если он не будет обновлять своих запасов, если перестанет встречаться с другими лекарями-лама­ми, то и его запас скоро оскудеет. Вот и еще двое сотрудников выехали. Одни — в Лагор, а другие — за океан.
Когда мы основывали Институт, то прежде всего имелась в виду постоянная подвижность работы. Со времени основания каждый год происходят экспедиции и экскурсии. Не нужно отказываться от этой уже сложившейся традиции. Если все со­трудники и корреспонденты будут привязаны к одному месту, то сколько неожиданных хороших возможностей замерзнут. Ведь не для того собираются люди, чтобы непременно, сидя в одной комнате, питать себя присылаемыми сведениями. В этом была бы лишь половина работы.
Нужно то, что индусы так сердечно и знаменательно назы­вают «ашрам». Это — средоточие. Но умственное питание ашра­ма добывается в разных местах. Приходят совсем неожиданные путники, каждый со своими накоплениями. Но и сотрудники ашрама тоже не сидят на месте. При каждой новой возможнос­ти они идут в разные стороны и пополняют свои внутренние запасы. Недаром давно сказано, как один настоятель монасты­ря, когда братия уходила в странствия, говорил:
«Наша обитель опять расширяется».
Казалось бы, братия уходила, но настоятель считал именно это обстоятельство расширением обители.
Впрочем, сейчас всякий обмен научными силами, всякие экспедиции и странствия становятся уже непременным усло­вием каждого преуспеяния. При этом люди научаются и рас­ширять пределы своей специальности. Странник многое ви­дит. Путник, если не слеп, даже невольно усмотрит многое замечательное. Таким образом, узкая профессия, одно время так овладевшая человечеством, опять заменяется познаванием широким.
Часто даже, казалось бы, удаленные друг от друга области становятся благодетельными сотрудниками. Конечно, так и должно быть, ибо последние устремления человечества, основанные на сотрудничестве, на кооперации, прежде всего науча­ют синтезу. Еще недавно очень боялись этого объединительного понятия. Помним, как Анатоль Франс и многие другие просве­щенные писатели тонко иронизировали над чрезмерною специализациею. Действительно, в природе так все кооперирует, настолько все слито и уравновешено, что лишь сознательное сотрудничество людей ответит этим основным законам всего сущего.
Польза путешествия и всестороннего познавания, вероятно, никогда настолько не занимала умы, как сейчас. Скоро земной шар будет испещрен пройденными путями. Но это будет все-таки лишь первичная степень познания. И на каждых этих путях нужно будет и взглянуть высоко наверх, и глубоко про­никнуть внутрь, чтобы оценить все разнообразие возможностей, так недавно вообще не замеченное.
Опасно одно, что среди всяких поездок развивается слиш­ком много спортивных поездок и состязаний. В этих чисто внешних механических соревнованиях теряется многое, что нужно было бы особенно наверстать в наши дни. Всякие сорев­нования на силу, неутомимость, на скорость нужно бы пере­нести и на скорость и глубину мышления и познавания. У каж­дого в запасе много анекдотов, всяких школьных недоумений и странностей; не будем их повторять. Но будем очень твердо помнить, что не следует устремляться лишь к техническому об­разованию.
Всякие ограниченно условные техникумы уже являются пережитком перед опять властно возникающим понятием син­теза. Если техникум где-то упирается в робота, то глубоко ос­мысленный синтез дает новую широту горизонта. Основывая отделы учреждений в разных странах, мы именно имели в виду, что когда-то и как-то произойдет теснейшее общение всех со­трудников. Они обогатят друг друга, они ободрят друг друга и перекликнутся самыми неотложно полезными понятиями. Если же в учреждениях явится какая-либо возможность для новых познавании, экспедиций, посещений, то пусть эта возможность не откладывается.
Будем продолжать уже сложившуюся традицию взаимных ознакомлений. Будем смотреть на каждое новое посещение мест нашими сотрудниками как на истинное развитие просве­тительного дела. А для этого прежде всего будем развивать ис­тинную подвижность.
Когда говорим о подвижности, то не будем думать, что она близка многим. Немало людей любит говорить о подвижности. Сидя в спокойных креслах за вечерним столом, они готовы очень легко помечтать, подняться, ехать, творить и работать на новых местах. Но, как только дело дойдет до выполнения этих мечтаний, многие найдут десятки причин, им мешающих. Каж­дый из нас может припомнить, даже и в недавнем прошлом, поучительные эпизоды, как уже совсем было собравшиеся в путь дальний бессильно опускались в свое насиженное, спокой­ное кресло. Причины отступления, конечно, были и многочис­ленны и как бы житейски уважительны.
Когда человек хочет оправдать себя в неделании чего-либо, то, поверьте, он найдет множество помогающих обстоя­тельств. При этом неподвижность будет оправдана очень мно­гими. А подвижность, т.е. желание нового труда, нового позна­вания — будет очень легко осуждена. Будет сказано и о пус­том мечтательстве, о несбыточных стремлениях, о легковерии, мало ли о чем найдет сказать изворотливый рассудок, когда он хочет уклониться от чего-то, подсказанного сердцем.
Сколько раз мы читали письма, полные устремления в даль, полные готовности к обновленному труду, но, как толь­ко вы спрашивали сего писателя, когда он может выехать к новому поприщу, как он впадал в престранное молчание. Оче­видно, вся бытовая запыленность обрушивалась и приводила к молчанию язык сердца. Выползали всякие рогатые сомне­ния, выслушивались всякие нелепые соображения и утерива­лась еще одна возможность. Мало того, что утеривалась она лично; она могла отягощать и вредить множеству и близких и дальних людей.
Ради призрачной помощи немногим забывалось сотруд­ничество и помощь в очень больших делах. Основной же причиной все-таки оказывались неподвижность, прижитость к своему просиженному креслу. А ведь за неподвижностью встает и призрак страха перед каждою новизною вообще. Этот призрак ведет к ветхости и дряхлости. Когда же насту­пит такое разложение, то никакими внешними мерами уже не помочь.
А сколько раз не что иное, как какие-то несчастные вещи, делали людей неподвижными. Мы сами видели весьма при­скорбные примеры, когда люди, казалось бы, интеллигентные, из-за вещей обрекали себя на самое печальное существование. Ох, уж эти вещи! Эти мохнатые придатки пыльного быта. Иног­да они начинают до такой степени властвовать, что голос серд­ца при них кажется не только неправдоподобным, но даже как бы неуместным.
Всегда радуюсь, когда вижу в сотрудниках подвижность.

1935