ДУША НАРОДОВ

В пене океанских волн каждый неопытный мореход находит хаос и бесформенное нагромождение, но умудренный опытом ясно различает и законный ритм и твердый рисунок нарастания волны. Нe то же ли самое и в пене смятения народов? Также было бы не­дальновидно не различить гигантских волн эволюции. Было бы не­справедливо не заметить внутренней законности и трогательных проявлений души народной. В этих проявлениях отражается вы­сшая непреложная справедливость. Поучительно замечать, как на­родный глаз и народный ум возвращаются к своим героям, в мно­гообразном подвиге которых выражена душа народная.
Герои во время их стремительного подвига и не подозревали, что они являются выразителями стран, выразителями самой цен­ной конденсированной психологии. Они творили Благо. Они следо­вали своему непосредственному зову сердца. Иначе они и не мог­ли бы действовать, ибо иначе они не были бы теми самыми героя­ми, память о которых не только живет, но и возносится и углуб­ляется в проницательности народной. Иногда может показаться, что имя героя, выразителя народной души, затемнено и точно от­ложено в какие-то дальние хранилища; но не от беззаботности это. Океанская волна тоже имеет свой ритм, и, рассыпавшись ве­ликолепным гребнем, она как бы исчезает только для того, чтобы опять набухнуть и кристаллизоваться в новом великолепии.
Америка приготовляется почтить память Вашингтона. В при­готовлениях этих сказывается уже нерв всей страны. Это не про­сто деятель, которому благодарны современные поколения. Нет, это герой, которого осознала душа народная. Это герой, выражав­ший смысл строительства Америки. Это герой, давший без блуж­даний и уклонений то, о чем внутренно мечтало каждое созида­тельное сердце. Потому приготовление к чествованию памяти Ва­шингтона сразу примет характер не только национального празд­ника, но народного торжества.
Когда вы произносите имя Вашингтона и Линкольна, вы про­износите сущность Соединенных Штатов Америки. И никто не знает это более твердо, нежели душа народная. Одухотворенное сердце народа отлично знает, где был творящий самоотверженный подвиг. И не в исторической хвале, но в почитании и трепетном, бережливом отношении к именам этих подвижников народ выра­жает свою непреложную оценку. В суматохе жизни, может быть, опять временно не будут упоминаемы эти великие имена, но как только душа народная почувствует необходимость пищи духовной, она опять неуклонно возвратится к тем, кто вел ее к блестящим строительным достижениям.
Так каждая страна, у сердца своего, бережет имена, ведшие к Свету. Обратимся ли к Франции, мы в самую трогательную минуту встретимся с героическим обликом Жанны д'Арк. Без раз­личия направлений и возрастов, в минуту необходимости народ знает, кто был его выразителем. Так же твердо, как несла Жанна д'Арк подвиг свой, так же неизменно народ бережет ее имя, и в чествовании памяти ее выражается все большая сознательность и почитание. Притом почитание это вовсе не только клерикально. Даже неопытный глаз видит в облике Святой Деятельницы носи­тельницу, выразительницу священного сознания народа. И какая благодетельная героическая мечта снизошла на пастушку овец, подсказав ей о пастырстве над народом целой прекрасной страны!
Пройдем ли мы Италию, из-за высот и твердынь духовных и гражданских властителей Мира, из-за всех великолепных Медичи подымается все тот же несмываемый, вечно живой и растущий Облик Святого Франциска Ассизского. И никакой народ, никакая толпа не будет разрушать память его, ибо он был выразителем сущности страны. Мятущийся, ищущий дух Италии претворился в Святом Франциске в прекрасном апофеозе. Что бы ни случилось, куда бы ни повернула народная тропа, дух Святого Франциска ос­танется живым. Сердце народное в самой удаленной хижине, в са­мых трудах улыбнется, сознавая, что сам Святой Франциск пред­стательствует о нем на судбище всемирном.
Как бы ни болело сердце русское, где бы ни искало оно реше­ние правды, но имя Святого Сергия Радонежского всегда останется тем прибежищем, на которое опирается душа народа. Будет ли это великое Имя в соборе, будет ли оно в музее, будет ли оно в кни­гохранилище, оно неизменно пребудет в глубинах души народной. Опять далеко за пределами церковного подвига строительное и просветительное имя Святого Сергия хранится в сердцах как дра­гоценнейший Ковчег духа. Хранится оно как прибежище народного сознания в трудные минуты мировых перепутий. Не затемнится в существе своем Имя Святого Сергия, не затемнится во множестве других имен — сокровище души народной, от древних и до многих современных. Тогда, когда нужно, народ опять обращается к выразителю своей сущности.
Среди множества славных имен Египта народ не забывает па­мять славной Хатшепсут, обновительницы традиций, насадительницы просвещения и созидательницы. Среди тысячелетних сменявшихся династий народ умеет взять неоспоримое по достоинству имя и когда нужно обратиться к нему, как к реликвии всеобновляющей и укрепляющей.
Не смешает со множеством славных имен народ Индии имя Акбара, собирателя, творца счастливой народной жизни. Народ не забывает и не припишет никаким умаляющим побуждениям широкие мысли великого объединителя Индии. В храмах индусских имеются изображения Акбара, несмотря на то, что он был мусуль­манин. Вокруг головы императора изображается сияние, что вовсе всегда является просто властителем, но сознание народное от­лично понимает, что он был выразителем души народной. Так же как и многие священные в памяти имена, он собирал и сражался вовсе не для личной ненасытности, но творя новую страницу ве­ликой истории.
Вспомним ли мы о дальнем Тибете, строение государства свя­жется с именем великого Далай-ламы Пятого. Где бы ни блуждало сознание тибетское, в существе своем оно хранит это имя создате­ля Поталы и тибетской государственности, хранит его как истин­ный оплот сердца своего. Целый ряд был далай-лам, но народ бе­режет имя строителя, собирателя, созидателя. В этом сказывается неуклонный суд народной души.
За пределами целого ряда китайских императоров, разве не судим мы Китай по Лао-цзы и Конфуцию?
Ведь не по торговле греческой воссоздаем мы достоинство ма­тери классических стран, но по Аристотелю, Пифагору, Платону, по Фидию, по Сократу.
Что бы ни случилось с Германией, она твердо знает великих своих выразителей: Гете, Шиллера, Дюрера, Вагнера и тех, кому не изменит душа народная, что бы ни случилось.
И не должны ли мы судить Англию по Шекспиру? И не мо­жем ли мы утверждать значение Скандинавии по устремленности викингов? И среди великих искателей, созидателей не забудем, что душа монгольская всегда бережет у сердца своего образ Чин­гиза. Не говорит ли этим Монголия, так хранящая облик героя, о своем потенциале к восхождению.
И разве великое имя царя Соломона не является символом целой огромнейшей психологии? И разве сердце каждого еврея не бережет в лучшем тайнике своем это несокрушимое, созидатель­ное, громоносное имя? Уже не говоря о тех Великих Именах Вы­сших Носителей Света, вышедших из сокровенной, священной ко­лыбели Азии.
Ясно, что можно нескончаемо приводить неоспоримые приме­ры из стран и великих и малых о безошибочном суде души народ­ной. В этих воспоминаниях составится блестящий ряд выразителей стран, выразителей эпох и духа человеческого. Разнообразны бу­дут эти выразители и по времени и по положению своему, по ок­ружающим их обстоятельствам, но какая-то неоспоримая плане­тарная ценность выявляется при отборе этих строительных пре­красных имен-понятий. Эти имена, они уже вышли за пределы личности, они уже стали синтетическими мировыми понятиями. Их вовсе не мало, и хранилище планеты, сокровищница творяще­го подвига, поистине прекрасна. Всеобъемлемостью своею, широ­тою своею выразители стран, народов, как белоснежные вершины Гималайские, в лучах света посылают друг другу привет, ничем не заслоненный. В дни празднеств Культуры все эти выразители лучших народных стремлений, запечатлевшие их и трудом и по­двигом, претерпевшие и не уклонившиеся будут тем истинным ук­рашением планеты и прибежищем сердца народного, когда оно и болит и тоскует по правде. Не они ли, эти выразители народов, помогут претворить тоску и боль поисков в праздник подвига?
На празднике Культуры, среди чертога Знания и Красоты, среди длинных столов трапезы духовной, увидим мы стол свет­лый, светом осиянный. Откуда же сверкание это? Где же свет­лые гости престола сего? Может быть, уже снизошли они. Быть может, глаз наш затемненный не разглядит их, не вынеся сия­ния Света нездешнего. Но не будет сиять даже лучший престол, если пуст он. Если сияет, значит, Они уже там. Не разглядеть, не сопоставить Их, но можно осознать Их в сердце, ибо что не вместит оно, сердце человеческое? Светом сердца сияют светлые гости Культуры.

1932 г.

Н.К. Рерих. Твердыня пламенная