НАСЛЕДИЕ РЕРИХА. ИНТЕРВЬЮ
В Москву спецрейсом из Индии было доставлено наследие Николая Константиновича Рериха и его жены Елены Ивановны. Оно передано Святославом Рерихом Фонду и Центру-музею Рерихов в Москве. Значение этого события в нашей культурной жизни переоценить трудно. По личному выбору Святослава Николаевича Мосгорисполком выделил Фонду Рерихов особняк княгини Лопухиной недалеко от Волхонки, в нем со временем разместится Центр-музей. Обозреватель «ЛГ» Ирма Мамаладзе обратилась к писателю и индологу Л.В.Шапошниковой с просьбой ответить на некоторые вопросы.
― Прежде всего, Людмила Васильевна, поздравляю Вас и благодарю. Думаю, к словам благодарности присоединятся и все те, кому дороги творчество Рерихов и судьба отечественной культуры. Мне очень хотелось бы провести это интервью на «высокой ноте», но в истории с наследием Рерихов отразилось, на мой взгляд, слишком много типичного для нашего времени. Канву событий в общих чертах можно наметить так: в июле прошлого года «Советская культура» опубликовала письмо Святослава Николаевича. В этом письме он высказывал желание видеть в Москве специальный общественный Фонд и Центр-музей, которым и передавал все наследие родителей.
Скажите, как вообще удалось вопрос о наследии поставить на реальную почву? Ведь долгие годы не существовало надежды, что оно к нам вернется: не те были времена и не та власть.
— Вы сами и ответили на вопрос. Конечно, причина — в ситуации в стране в целом, в формировании нового мышления, в новом отношении к нашему культурному наследию, к духовным ценностям. В последние годы популярность учения Рерихов возросла невероятно. В обществе возникло желание как-то оформить рериховское культурное движение, создать что-то вроде центра, где было бы сосредоточено все, связанное с их духовным наследием.
Дело двигалось трудно, но в 87-м году Святослав Николаевич встретился с М.С.Горбачевым. Идея такого центра была обсуждена и поддержана Михаилом Сергеевичем. Много позже она стала реализовываться на уровне государственных учреждений, были созданы какие-то группы экспертов... не могу сказать вам ничего определенного: я в этом деле участия не принимала. Долетали, правда, какие-то слухи о конфликтах, борьбе амбиций, но все затягивалось. Так продолжалось до лета прошлого года, когда Ростислав Борисович Рыбаков, индолог, член нашей комиссии по наследию Рерихов, которая существовала при Музее искусства народов Востока, привез из Индии от Рериха то самое письмо, в котором объяснялась концепция и Фонда, и Центра-музея именно как общественных организаций.
Мы взялись за дело, была создана орггруппа, которую возглавил президент Академии художеств Б.С.Угаров, и она подготовила создание Фонда. Мы встретились с Р.М.Горбачевой, получили ее поддержку, и осенью, после регистрации Фонда, Святослав Николаевич приехал в Москву и пригласил в Бангалор меня, чтобы обсудить проблему наследия.
— Появление Фонда, кажется, было встречено не очень дружелюбно?
— Да, не очень. Видимо, за эти годы в определенных кругах уже сложилось мнение, кому это наследие должно принадлежать и кто за ним должен ехать. Рыбакова — закулисно — даже обвинили в фальсификации письма. Слишком много людей, считавших себя «духовными детьми» Рериха, почувствовали себя обиженными, обойденными.
— Что же помешало этим людям и организациям примкнуть к вам, помочь вам — ведь вы выполняли волю Святослава Николаевича?
— Эта воля расходилась с надеждами многих людей. И оказалось, что надежды — важнее.
— «Духовным наследникам» не понравился законный наследник?
— Не понравился. Отсюда такое враждебное отношение к Фонду со стороны некоторых, отсюда и разговоры о фальсификации письма.
— Любопытно, что говорят теперь, когда вы привезли наследие, испытывают ли неловкость? Впрочем, это вопрос риторический... Когда вообще возникла идея возвращения наследия Рерихов в Россию?
— Во многих письмах и статьях старшие Рерихи писали о том, что все, что они сделали, принадлежит России. Это, собственно, было их завещанием. Уже в 60-е годы Святослав Николаевич ставил вопрос о наследии. Со мной он впервые заговорил на эту тему в 72-м году, рассказал, что у него большой архив родителей, и спросил, кому можно этот архив передать и кто бы за это дело взялся. Вы знаете, что это были за годы, и я честно сказала Святославу Николаевичу, что пока не вижу такой возможности.
— У вас давние отношения с ним?
— Давние, более 20 лет. Первый раз я посетила его в 68-м, потом, приезжая в Индию, обязательно бывала у него. В 72-м он пригласил меня пожить в Кулу, и я жила у них две недели, хотя в то время я Рерихом еще не «болела». Потом уже, постепенно, я бы сказала, под руководством Святослава Николаевича, я увлеклась, и эта тема стала для меня главной. Выбор моей кандидатуры как руководителя Центра и доверенного лица был для меня неожиданным.
Ну вот, только когда началась перестройка и Рерих встретился с Горбачевыми, разговор о передаче наследия встал на практическую основу. Тогда и возникла эта ситуация с различными ведомствами, экспертами и всем прочим.
В результате к Святославу Николаевичу на переговоры отправились два человека: бывший заместитель министра культуры Иванов, никакого отношения к Рериху не имевший, и преподаватель Института стран Азии и Африки Сазанова, член комиссии по рериховскому наследию, но никогда серьезно Рерихом не занимавшаяся.
— Вокруг наследия стали закипать страсти?
— Я так не могу сказать, скорее, возникла драматическая ситуация, суть которой состояла в том, что люди малопрофессиональные и некомпетентные были направлены государством на очень сложное дело, существа которого они себе не представляли. Естественно, визит не дал никаких результатов, но появился ряд бумаг, из которых следовало, что, поскольку состояние здоровья Святослава Николаевича неважное, надо торопиться. Началось искусственное нагнетание крайней ситуации, когда возникает необходимость срочно принимать какие-то жесткие решения. Людей, которые должны были принимать решения, вводили в заблуждение разговорами о том, кому Рерих «даст» наследие, а кому «не даст». Святослав Николаевич всю зиму и весну тяжело болел, и это тоже наложило свой отпечаток: стали раздаваться голоса, что надо «успеть»...
— Я помню одну такую публикацию в «Неделе», она произвела неприятное впечатление.
— Надеюсь, не только на вас. И вот в обстановке ажиотажа под рериховский Центр требуют здание, совершенно не подходящее для хранилища, — стенка в стенку с Сандуновскими банями. Лишь бы успеть, не упустить. Это все было весной, а летом Рыбаков привез то самое письмо — письмо, в котором Святослав Николаевич выступал за создание общественного Фонда Рерихов. Вероятно, он исходил из того, что вневедомственная организация сможет полноценно изучать и пропагандировать наследие Рерихов, в иных случаях оно обречено на запасники и исследования от случая к случаю.
Конечно, момент передачи наследия очень деликатен, тем более когда речь идет о таком наследии. Следовало бы ждать дальнейших встречных шагов со стороны Святослава Николаевича, но, к сожалению, торопливость и тут дала о себе знать.
— Могу ли я понять вас так, что на наследие Рерихов, кроме Фонда, претендовали какие-то другие организации?
— По сведениям, которые у нас имеются, я могу ответить утвердительно. К наследию Рерихов проявили интерес самые неожиданные организации. И очень влиятельные. Не забудьте, наследие — это ценность, и ценность немалая. «Куда вы лезете, — сказало мне одно должностное лицо. — В этой игре высокие ставки!»
— И где бы оказалось наследие? Может, и на международных аукционах?
— Во всяком случае, не там, где оно сейчас и куда предназначал его Святослав Николаевич.
— Как же вы вышли из положения? Кто вам помог вывозить груз?
— Когда наследие было готово к вывозу, оформлены все документы: и на передачу наследия нам, и на вывоз его из Индии, — положение наше усложнилось, и четкой уверенности, что мы сможем сразу все вывезти, у нас не было. Возникли трудности, которые я сейчас не бралась бы объяснять, и вот тут нам помог Юлий Михайлович Воронцов, первый заместитель министра иностранных дел. «Транспортные» трудности были не единственными, были и другие, например, с деньгами — нам просто вовремя не высылали денег, с покупкой упаковочного материала и со многим другим, включая наше питание. Святослав Николаевич ощутил наше положение и деликатно нас подкармливал. Он же арендовал для нас машину, на которой мы ежедневно ездили в имение на работу. Да что говорить, мы разбирали архив, а Святославу Николаевичу все названивали и писали «друзья» из Москвы и убеждали, что он не тем доверился...
— Хороши духовные наследники... Как же могло получиться, что вокруг имени Рерихов, которое само по себе стало символом консолидации, нравственности, культурного единения, возникли раскол и недобросовестность?
— И это тоже связано с положением в стране. В течение многих лет создавался духовный вакуум. В этой ситуации появилась возможность спекулировать на истинных духовных ценностях. Эти спекуляции не миновали и Рериха. Конечно, я имею в виду не истинных, благородных поклонников Рериха, а всевозможных «учителей», «гуру». Когда началась перестройка и оказалось, что наследие Рериха удивительно созвучно ей, популярность Рериха возросла. На Рериха буквально бросились — но бросились люди со своими комплексами, со своей бездуховностью, а понимание Рериха требует духовного резерва.
Так образовался поверхностный пласт движения, где столкнулись и амбиции, и тщеславие, и желание реализовать себя. Это — самое главное, в нашей стране ведь целые поколения так и не смогли по-настоящему реализовать себя, для нас это очень больная проблема. Ну и началось! Пошли какие-то «избранные», «посвященные» толкователи философии Рериха... Думаю, не Рерих интересовал их, а они утверждали себя в Рерихе. Среди увлекшихся Рерихом есть люди малообразованные, а подчас и просто невежественные, которых привлекает внешняя, «сенсационная» сторона его учения.
— Да, скованное застоем сознание оказалось падким на все мистическое. Я помню бум вокруг «Семи дней в Гималаях» В.Сидорова — сколько людей, вчера еще и не помышлявших ни об Индии, ни о Рерихе, почувствовали вдруг под ногами твердую почву! Возникла эйфория легкого вхождения «в тему», характерная для людей малообразованных, появился соответствующий апломб и агрессивность к инакомыслящим. Обыватель падок на сенсации.
— Понимание духовных традиций Востока требует культуры, интеллектуальной подготовки. Только тогда они открываются в своей подлинной глубине, а не предстают смесью колдовства и астральных мистификаций. Тайна возникает тогда, когда не хватает знаний и духовного опыта. И «Семь дней в Гималаях», и последнее произведение Сидорова — «Мост над потоком», в котором, кстати, много неточностей и легкомысленных заявлений, очень помогли создать «околомистическую» среду.
Объем знаний, которые дают нам Рерихи, — это наше будущее. Они базируются на огромном интеллектуальном слое европейской, русской и восточной культур. А ведь одна из важнейших задач в духовной эволюции человечества — это задача сближения Востока и Запада.
— Вы говорите о широте Рериха. Но каким вернется он к нам? Это не праздный вопрос, есть тут два настораживающих момента. Первый связан с реальными попытками вернуть Рериха под национальным знаменем. Как избавить Рериха от превращения в противоположность себе и дать ему возможность вернуться под своим собственным флагом — знаменитым флагом Рериха? Второй момент — это желание увидеть в учении Рериха новую религию. Говорят, есть желающие имение Рерихов в -Изваре превратить в монастырь и жить в нем по «рериховскому обряду».
— Да, я слышала, на одной конференции женщина так и кричала: «Дайте мне Бога! Рерих мой Бог!» К сожалению, Рерих здесь не исключение. Мы, в сущности, очень склонны к религиозности, и наш истовый атеизм — обратная сторона нашей религиозности. Мы ведь и марксизм превратили в религию, и Сталину молились, как Богу. Появляется авторитет — сразу же появляется и желание бить головой о пьедестал. Но привлекает еще и идея избранничества: отгородиться стенами, поселиться узким кругом и жить спокойно в нашем противоречивом и жестоком мире. Но какое, скажите, это имеет отношение к Рериху?! Который считал человека сотворцом, способным подниматься очень высоко по ступеням духовной эволюции.
Ну, а насчет того, чьим знаменем может стать Рерих... Любого человека, который заметен в истории и чьи идеи привлекательны для многих, разные силы всегда пытались использовать в своих целях. Сейчас Рериха пытаются использовать наши русофилы в качестве не национального, а националистического знамени. Есть группа людей, которые ищут у Рериха подтверждения своей ущербной идее. Но причем тут Рерих? Он интернационален, его идея — это идея консолидации различных стран и народов. Вместе с тем он был радетелем русской культуры в лучшем смысле этого слова и понимал, что она — явление не изолированное, как хочется думать некоторым, а выросшее на синтезе многих культур: Рерихи говорят о связи русской культуры с индийской, скандинавской, татарской. Вообще все, читавшие Рериха, конечно, обратили внимание на то, что ему интересны и важны были факторы не разъединяющие, а объединяющие, он упорно подчеркивал идею единства культур на протяжении всего исторического времени.
— Наконец, главный вопрос: что Вы привезли, Людмила Васильевна?
— Мы работали в Бангалоре три с половиной месяца. Обнаружили пятнадцать сундуков архива. Архив уникален. В нем, собственно, три архива: самого Николая Константиновича, Елены Ивановны и Юрия Николаевича. Это письма Рерихов различным корреспондентам, точнее, копии писем, рукописи Николая Константиновича, которые еще не публиковались, например, большая серия «Листов дневника», из которой лишь немногие очерки увидели свет. Наиболее интересными, с моей точки зрения, являются записки Елены Ивановны, которые послужили основой целой серии уникальных философских книг Живой Этики, или Агни Йоги. Многое из этих записей нам еще не известно, и они могут послужить богатейшим материалом для исследования и размышлений. Все это нужно было описать хотя бы приблизительно, упаковать, подготовить к дальнему пути. Мы нашли библиотеку старших Рерихов, ряд реликвий, принадлежащих их Учителям. Неожиданно обнаружили пуленепробиваемые жилеты, которыми они пользовались в Центрально-Азиатской экспедиции. Оказывается, они знали об опасностях и готовились к ним.
Привезли мы граммофонные пластинки, которые по вечерам слушали Рерихи: очень много Вагнера, особенно опера «Парсифаль», Рахманинов, Стравинский, Мусоргский, русские народные песни, Сибелиус — они его очень любили. Мы как бы проникли во внутренний мир Рерихов, получили представление об их духовных переживаниях. Главное: мы привезли прах Николая Константиновича и Елены Ивановны. Две урны. Они хранились у Святослава Николаевича, и он их нам передал для создания мемориала.
— Почему они не были захоронены? Было ли какое-то распоряжение самого Николая Рериха?
— Я о таком распоряжении не знаю. В документе, подписанном Святославом Николаевичем, сказано, что прах передается для создания мемориала Рерихов.
— А камень, что стоит в Кулу, и ступа на так называемой могиле Елены Ивановны?
— Это только места кремации.
— Помогал ли вам Святослав Николаевич разбирать наследие?
— Помогать физически он не мог, он разрешил нам все смотреть и охотно давал пояснения.
— Можно только догадываться, что он чувствовал эти три месяца.
— Ему было очень тяжело, и мы это понимали. Он отрывал родителей от себя, и отрывал с кровью. Он приговаривал: все будет хорошо. Но — шаг за шагом. И мы понимали, что этот «шаг за шагом» он каждый раз делал в своей душе.
— Было ли что-то, с чем Святослав Николаевич не захотел расстаться?
— Из наследия старших Рерихов мы привезли все. На каждую часть наследия были написаны подробные списки, он их изучал, он видел, что отдает, — и подписывал каждую страничку этих списков.
— Сколько картин вы привезли?
— Более четырехсот, причем среди них есть картины, которых мы никогда не видели, они не экспонировались у нас. Это ряд гималайских пейзажей, «Святой Сергий» — один из вариантов, который хранился у Святослава Николаевича, наконец, триптих с Учителем — совершенно удивительная вещь. Многие картины требуют реставрации, поэтому сразу, к сожалению, устроить выставку будет невозможно.
— Мне кажется, что вообще мы не очень скоро все увидим: в лопухинском особняке идет ремонт, и неизвестно, когда он кончится.
— Я надеюсь, что он ускорится в связи с прибытием наследия. Мы очень заинтересованы в том, чтобы начать работу Центра-музея. Он ведь будет иметь научно-исследовательский и просветительский характер, мы планируем издание и переиздание работ Рерихов, мы должны помогать и сотрудничать с организациями, которые сами издают Рерихов. Разумеется, мы не собираемся узурпировать чьи-то права, но мы обязаны следить за тем, чтобы вокруг Рерихов прекратились непрофессиональная отсебятина, дилетантские упражнения. Чтобы поднять уровень рериховедения на должную высоту, мы предполагаем устраивать специальные семинары, лекции, будет работать библиотека. Мы будем стараться превратить Центр в подлинный центр культурного притяжения для всех, кто интересуется Востоком и Рерихами.
— А Фонд? Каковы его функции?
— Программа Фонда тоже достаточно широка. Во-первых, Фонд организует Центр-музей. Во-вторых, он будет создавать свои филиалы, объединять рериховские общества, сотрудничать с международными рериховскими центрами. То есть это деятельность культурная и экономическая.
— Есть ли у Фонда деньги для экономической деятельности? Вашими учредителями были и Фонд мира, и Фонд культуры, и творческие союзы. В печати, во всяком случае, вам была обещана поддержка.
— Реально помог только Фонд мира. Он дал миллион рублей и обещал оплатить ремонт здания. Может, теперь и учредители станут охотнее помогать.
— Удачи вам! Я знаю, что впереди у вас много трудностей. Но я надеюсь, что имя Рериха объединит здоровые силы общества. И, как говорит Святослав Николаевич, будем вместе стремиться к прекрасному.