На днях поминали Щуко и говорили: еще один ушел! А теперь нужно сказать: еще ушли! Сразу два – оба сильные, оба в полной мере таланта, опыта и творчества. Оба они были различны, но потенциал их был велик и серьезен. Именно это были серьезные художники. Трудно сказать, кто из них был удельно больше. Стоит вспомнить некоторые вещи Григорьева, и он покажется сильнее, но затем представить крепко спаянные, творчески пережитые картины Петрова-Водкина, и перевес клонится на его сторону. Петров-Водкин не писал: «Рассея», но действительно работал для народа русского. Григорьев же хотя и много думал о «Рассее», но чуждался ее, а подчас и громил огульно и несправедливо. Это было причиною нашего расхождения. Может быть, Григорьев своеобразно любил «Рассею», но облик ее он дал в таком кривом зеркале, что жалеешь об искривленности. В своих странствованиях по всем Америкам Григорьев среди всяких столкновений получил и язву раковую. Чили заплатило ему жалованье, но просило уехать немедленно. Рисунки для модных платьев в «Гардерс базар» тоже не могли радовать природного художника. В последний раз мы виделись в Нью-Йорке в 1934 году. Григорьев нервно и настойчиво рассказывал об увлекательности работы для модного журнала, но в кипении желчи сказывалось терзание заплутавшегося путника. Все-то он сворачивал против «Рассей», твердил, как ему хорошо за границей, но тут-то и не верилось ему. Все-то будто бы было хорошо, и прекрасно, и удачно, но глаза говорили совсем о другом. Ту же двойственность подметил и Бенуа, когда писал о последней выставке Григорьева в Париже.
Совсем иначе вышло с Петровым-Водкиным. В самом начале его упрекали в иностранных влияниях. При всей его природной русскости о нем говорили как об иностранце, о французе и старались найти манерность в его картинах. Но манерности не было. Был характерный стиль. Петров-Водкин неоднократно бывал за границей, но не мог там оставаться. Его тянуло домой, а домом его была русская земля. Русскому народу Петров-Водкин принес свое художественное достояние. Он учил русскую молодежь. Учил искусству серьезному, учил познанию композиции и техники. Молодая русская поросль сохранит глубокую память о том, кто и в трудные дни принес свое творчество русскому народу. Хорошее, крепкое творчество. Не натурализм, но ценный реализм, который может вести сознание народное. Большая брешь в «Мире Искусства» – Яковлев, Щуко, Григорьев, Петров-Водкин. Ушли преждевременно! А сильные люди, сильные художники так нужны.
1939