БЕЗОБРАЗИЕ

Записные листки художника. XVII

Архиерей некий увидал во сне храм Василия Блаженного. Проснувшись, запамятовал и вообразил о сонном откровении к созданию храма Воскресения. Все прочие проекты были отвергнуты и “сонное видение” восторжествовало.
Такова легенда. И у нашего времени есть легенды. Сколько красивого можно было предполагать под лесами этой долгой постройки! – целые два десятка лет можно было заблуждаться.
Наконец, начали снимать покрывала. Начало обнаруживаться механическое собирательство частей Василия Блаженного, храмов ростовских, ярославских, борисоглебских. Гора бирюлек! Сборище бесвкусное, лишенное чувства меры прекрасных строений древности.
К чему еще одно посмеяние над стариною? Зачем пестрый вывоз всем, кому близко красивое древности? Мимо без пользы проходят страшные уроки ложно-русских строений...
Внутренность храма должна быть также поразительна; закреплена навеки мозаикой. Бедные мозаичисты! Бедный красивый материал. Ходили невероятные слухи. Слышали мы, что Васнецов и Нестеров представлены в храме только отдельными внешними пятнами и плохо освещенными образами иконостаса. Врубель, давший прекрасные вещи в Кирилловском монастыре и во Владимирском соборе, не был приглашен к делу. Рябушкин был рассыпан по мелочам и рассеян соседями. Затем второстепенные, но правоверные: Харламов, Афанасьев...
Много работы было сделано Бодаревскими, Беляевым, Поляковым, Отмарами, Киселевыми, Порфировыми и проч.
Наконец, прошел еще один нелепый слух, будто бы строитель Парланд не удовольствовался постройкой, орнаментами и первою ролью в главном управлении; будто бы с ним что-то случилось и он заставил делать мозаику по своим собственным эскизам. Мало того: поместил ее на видных местах, недалеко от алтаря. Такое сообщение показалось уже просто дурною шуткою.
Но все эти невероятия оказались правдою. Собрание этих “шуток” оказалось выше всяких слов. У нас на глазах сделалась подавляющая пошлость. Крохи хорошего были раздавлены массою откровенного оскорбительного безобразия.
Но Парланду все-таки было мало. Он нашел, чем довершить. Он выдумал вставить в окна синие стекла! Золотая мозаика дала зеленые, лягушечьи эффекты. Фольга с хлопушки! Четырехдневный Лазарь, – но кто воскресит его?
Пол из мрамора, мрамор на иконостасе, вставки из полудрагоценных каменьев, серебро и золото. Из-за роскоши материала глядит убожество духовное.
Господа члены комиссий, господа участники! Торопитесь подать особые мнения; торопитесь выяснить ваше отношение к постройке. Близится срок открытия храма и приговор всех культурных людей прозвучит над всеми, кто стоял близко и потворствовал безобразию.

Леса теперь убраны. Теперь ясно видно все, что долгие годы было прикрыто лесами, приличиями и условностями. Все ясно. Ясно, каковы были затраты; ясно, что можно требовать от этих затрат. Храм всем доступен; берегитесь не считаться с красотою святыни, берегитесь превратить ее в арлекинаду. Это безбожие отзовется глубоко. Еще не поздно разбить синие стекла, еще можно кое-что убрать, еще можно вырубить из стены рукоделия самого Парланда...
У причастных к делу даже не может быть успокоения, что их обвиняют новаторы, с которыми можно и не спорить. Обличают их Нерушимая стена, св.Марк, Равенна, вся сокровищница Божества.
После всех исканий, после новых погружений в красивое, после взрыва религиозных вопросов последнего времени невозможно без ужаса думать о новом уродстве в искусстве. Не давайте же, наконец, таких страшных свидетельств суду истории.

1906