ВЕСНА СВЯЩЕННАЯ

Обращение в аудитории Ваннамэкера
на собрании Лиги Композиторов, Нью Йорк 1930.

Много лет тому назад у меня была картина "Задумывают Одежду". В этой картине были выражены первые мысли женщины об одежде, первые орнаменты, первые руны украшения. Удиви­тельно было сознавать, насколько эти первичные орнаменты были сходны с украшениями наших дней.
Вы, конечно, знаете, что сейчас в Париже в большой моде скифское искусство, которое многие авторы считают предтечею ку­бизма.
В 1922 г. в Чикаго во время постановки "Снегурочки" мас­терские Маршала Фильда произвели интересный опыт: построить современные костюмы на орнаментах или линиях доисториче­ских славянских одеяний. Поучительно было видеть, насколько многие современные формы естественно слились с древнейшими орнаментами.
В связи с сопоставлением древнейшего и новейшего вспоми­наю, как в Тибете нам приходилось показывать изображения небо­скребов и можно было наблюдать, как народ, видевший их впер­вые, принимал их с полным пониманием, сравнивая с семнадцатью этажами знаменитой Поталы-дворца Далай-Ламы. И не только по высоте принимал народ небоскребы, но он оценивал и сходство са­мого существа постройки со своими древнейшими зданиями. Так, опять мы могли видеть, как самая древняя и самая современная мысль созвучат.
В дневнике моем имеется страница, посвященная первой по­становке "Священной Весны" в Париже в 1913 году:
"Восемнадцать лет прошло с тех пор, как мы со Стравинским сидели в Талашкине, у княгини Тенишевой в расписном Малютинском домике и вырабатывали основу "Священной Весны". Княгиня просила нас написать на балках этого сказочного доми­ка что-нибудь на память из "Весны". Вероятно, и теперь какие-то фрагменты наших написаний остаются на цветной балке. Но знают ли теперешние обитатели этого дома, что и почему напи­сано там?
Хорошее было время, когда строился Храм Святого Духа и заканчивались картины "Человечьи Праотцы", "Древо Преблагое Врагам Озлобление" и эскизы "Царицы Небесной". Холмы Смо­ленские, белые березы, золотые кувшинки, белые лотосы, подо­бные чашам жизни Индии, напоминали нам о вечном Пастухе Леле и Купаве, или, как сказал бы Индус, о Кришне и Гопи. Нельзя не отметить, что сыны Востока совершенно определенно узнавали в образе Леля и Купавы великого Кришну и Гопи. В этих вечных понятиях опять сплеталась мудрость Востока с лучшими изображениями Запада. С полным сознанием я говорил в Индии на вопрос о разнице Востока и Запада: — "Лучшие розы Востока и Запада одинаково благоухают".
Пришла война, Стравинский оказался за границей. Слышно было, что мои эскизы к "Весне" были уничтожены в его галицийском имении. Была уничтожена и "Ункрада". Многое прошло, но вечное остается. В течение этих лет мы наблюдали, как в Азии еще звучат вечные ритмы "Весны Священной". Мы слышали, как в свя­щенных горах и пустынях звучали песни, сложенные не для людей, но для самой Великой Пустыни. Монгол-певец отказывался повто­рить случайно услышанную песню, потому что он поет лишь для Великой Пустыни. И мы вспоминали Стравинского, как он влагал в симфонию "Весны" великие ритмы человеческих устремлений. За­тем в Кашмире мы наблюдали величественный Праздник Весны с фантастическими танцами факелов. И опять мы восклицали, в вос­торге вспоминая Стравинского.
Когда в горных монастырях мы слышали гремящие гигантские трубы и восхищались фантастикой священных танцев, полных сим­волических ритмов, опять имена Стравинского, Стоковского, Про­кофьева приходили на ум.
Когда в Сиккиме мы присутствовали на празднествах в честь великой Кинченджунги, мы чувствовали то же единение с вечным стремлением к возвышенному, которое создало прекрасный поэти­ческий облик Шивы, испившего яд мира во спасение человечества. Чувствовались все великие Искупители и Герои и Творцы челове­ческих восхождений.
Тогда уже "Весна" признана всюду и никакие предрассудки и суеверия не боролись против меня. Но нельзя не вспомнить, как во время первого представления в Париже, в мае 1913 года, весь театр свистел и ревел, так что даже заглушал оркестр. Кто зна­ет, может быть в этот момент они в душе ликовали, выражая это чувство, как самые примитивные народы. Но, должен сказать, эта дикая примитивность не имела ничего общего с изысканною примитивностью наших предков, для кого ритм, священный сим­вол и утонченность движения были величайшими и священней­шими понятиями.
Думалось, неужели тысячи лет должны пройти, чтобы уви­деть, как люди могут стать условными и насколько предрассудки и суеверия еще могут жить в наше, казалось бы, цивилизованное время. С трудом понимают люди, как честно приближаться к действительности. Жалкое самомнение и невежественная услов­ность легко могут затемнять и скрывать великую действитель­ность. Но для меня является драгоценным знаком засвидетельст­вовать, что в течение десяти лет моей работы в Америке я не по­чувствовал дешевого шовинизма или ханжества. Может быть, но­вая комбинация наций охраняет Америку от ядовитой мелочно­сти. А наследие великой культуры Майев и Ацтеков дают героическую основу широким движениям этой страны. Поистине, здесь в Америке вы не должны быть отрицателем. Так много пре­красного возможно здесь, и мы можем сохранить нашу положи­тельность и восприимчивость. Можно чувствовать наэлектризованность, насыщенность энергии этой страны; в этой энергии мы можем сознавать положительные элементы жизни.
Созидательное устремление духа, радость прекрасным законам природы и героическое самопожертвование, конечно, являются ос­новными чувствованиями "Весны Священной". Мы не можем при­нимать "Весну" только как русскую или как славянскую... Она го­раздо более древняя, она общечеловечна.
Это вечный праздник души. Это восхищение любви и само­пожертвования не под ножом свирепой условщины, но в восхи­щении духа, в слиянии нашего земного существования с Вы­шним.
На расписной балке Тенишевского дома записаны руны "Вес­ны". Княгиня Тенишева, преданная собирательница и создательни­ца многого незабываемого, уже ушла. Нижинский уже более не с нами, и уже Дягилев творит по-новому в духовных сферах.
И все же "Весна Священная" нова, и молодежь принимает "Весну" как новое понятие. Может быть, вечная новизна "Весны" в том, что священность Весны вечна и любовь вечна, и самопо­жертвование вечно. Так, в этом вечном обновленном понимании, Стравинский касается вечного в музыке. Он был нов, потому что прикоснулся к будущему, как Великий Змий в кольце касается Прошлого.
И волшебник созвучий, наш друг Стоковский, тонко чувст­вует истину и красоту. Чудесно, как жрец древности, он оживля­ет в жизни священный лад, соединяющий великое прошлое с бу­дущим.
Правда, прекрасен в Кашмире праздник огней! Прекрасны ги­гантские трубы горных монастырей! Из-за Кинченджунги началось великое переселение, несение вечной "Священной Весны!".
Мы знаем, насколько нежелательно одно распространение без утончения. Везде, где мы видим распространение без утонче­ния, везде оно выражается в жестокости и грубости. Отчего по­гибли великаны? Конечно потому, что рост их был несравним с утонченностью.
Не забудем и другое. Вспомним, когда в 1921 году в Аризоне я показывал фотографии Монголов местным Индейцам, они воскли­цали: "Они ведь Индейцы! Они наши братья!". И так же точно, когда затем в Монголии я показывал Монголам изображения Аме­риканских Индейцев в Санта-Фе, они узнавали в них своих бли­жайших родственников. Они поведали замечательную сказку: "В давние времена жили два брата. Но повернулся Огненный Змий, и раскололась Земля, и с тех пор разлучились родные. Но вечно ждут они весть о брате и знают, что близко время, когда Огненная Птица принесет им эту желанную весть". Так, в простых словах от древнейших времен люди устремляются в будущее.
Когда вы в Азии, вы можете видеть вокруг себя многое заме­чательное, что в условиях колыбели народов совершенно не ка­жется сверхъестественным. Вы легко встречаетесь с великими проблемами, заключенными в прекрасные символы. Мы всегда мечтаем иметь театр в жизни. В Азии вы имеете его ежедневно. В Монголии во время многодневных священных торжеств вы ви­дите и замечательные танцы и глубокую символику. В пустынях перед вами несут древние знамена и священные изображения в оправе тысяч народа, в громе трубном, в прекрасных красках ко­стюмов и горных сверканий. И все это является выражением жизни. Если вы допущены принять участие в этой жизни, вы ви­дите, насколько она сливается с природою; очень ценно это ощу­щение.
Во время священных танцев вы вспомните множества пре­красных сказаний, сотканных вокруг искусства и музыки Восто­ка. В Тибете вы услышите, почему так величественны трубы и так мощен их звук. Вам скажут: "Однажды Властитель Тибета пригласил для очищения Учения великого Учителя Индии. Под­нялся вопрос, как необычно встретить этого великого гостя. Не­возможно встретить духовного Учителя золотом, серебром и дра­гоценными камнями. Но Лама имел видение и указал Властите­лю соорудить особые гигантские трубы, чтобы встретить Учителя особыми новыми звуками". Разве это прекрасное почитание зву­ка, как такового, не напоминает вам искание современных композиторов?
Вспомните орнаменты и рисунки Американских Индейцев в их старых становищах. Эти рисунки полны замечательного зна­чения и напоминают о необыкновенной древности своей, ведя ко временам единого языка. Так, наблюдая и объединяя националь­ные символы, мы выясняем историческое значение чистого ри­сунка. В этом первичном начертании вы видите мысли о космого­нии, о символах природы. В радуге, в молнии, в облаках вы ви­дите всю историю устремлений к прекрасному. Эти начертания объединят давно разъединенное сознание народов; они те же, как и в Аризоне, так и в Монголии, так и в Сибири. Те же начерта­ния, как на скалах Тибета и Ладака, так и на камнях Кавказа, Венгрии и Норвегии.
Эти обобщающие осознания должны быть особенно ценны те­перь, когда так обострено стремление к эволюции. Человечество устремляется освободиться от старых форм и создать что-то но­вое. Но, чтобы создать что-то новое, мы раньше должны знать все древние источники. Только тогда мы можем мечтать об Оза­рении жизни.

1930