ЗА ВЕЛИКОЙ СТЕНОЙ

"В пути со своими учениками Конфуций увидел женщину, рыдавшую около могилы, и спросил о причине скорби. "Горе, – отвечала она, – мой свекр был убит здесь тигром, затем мой муж, а теперь и сын погибли тою же смертью".
"Но почему вы не переселитесь отсюда?"
"Здешнее правительство не жестоко".
"Вот видите, – воскликнул учитель, – запомните: плохое правитель­ство хуже тигра".
"Какие основы хорошего Правительства? Почитай пять превосход­ных, изгони четыре мерзкие основы. Мудрый и хороший правитель доб­родетелен без расточительности; он возлагает обязанности, не доводя до ропота; желания его без превышения; он возвышен без гордости; он вдох­новителен и не свиреп. Мерзости суть: жестокость, держащая народ в не­вежестве и карающая смертью. Притеснение, требующее немедленного исполнения дел, не объясненных предварительно. Нелепость, дающая неясные приказы, но требующая точного их исполнения. Препятствие производством в скупости правильного вознаграждения достойных лю­дей". "Познавать и прилагать в жизни изученное – разве это не истинное удовольствие? Прибытие друга из далекой страны – разве это не истин­ная радость?"
"Человек без сострадания в сердце – что общего он имеет с музы­кой?"
"Благородный ни на мгновение не отступает с пути добродетели. В бурные времена и в часы напряжения он спешит по тому же пути".
"Человек знания радуется морем, человек добродетели радуется го­рами. Ибо беспокоен человек знания и спокоен человек добродетели".
"Человек духовно добродетельный, желая стать твердо, разовьет твердость и в окружающих. Желая быть просвещенным, он озаботится просвещением ближних, чтобы сделать другим то, что он желает себе".
"Искренность и правда образуют желание культуры".
"Благородный человек выявляет лучшие стороны других и не подчер­кивает дурных. Низкий поступает обратно".
"В частной жизни покажи самоуважение, в делах будь внимателен и заботлив, в действиях с другими будь честен и сознателен. Никогда, да­же среди дикарей, не отступи от этих ослов".
"Благородный тянется кверху, низкий устремляется вниз".
"Благородный человек не знает ни горя, ни страха. Отсутствие горя и страха, в этом знак благородства! Если в сердце своем он не найдет ви­ны, чего горевать ему? Чего страшиться ему?"
"Сделай сознательность и правду ведущими началами и так иди тво­рить обязанности о твоем ближнем. Это высокая добродетель".
"Смысл милосердия в том: не причиняй другим то, чего не желаешь себе".
"Благородный заботится о девяти основах. Видеть ясно. Слышать чет­ко. Глядеть дружелюбно. Заботиться о низших. Быть сознательным в речи, быть честным в делах. В сомнении быть осторожным. В гневе думать о последствиях. При возможности успеха думать лишь об обязанности".
"Духовная Добродетель заключается в пяти качествах: самоуваже­ние, великодушие, искренность, честность и доброжелательство. Докажи самоуважение, и другие будут уважать тебя. Будь великодушен, и ты от­кроешь все сердца. Будь искренен, и поверят тебе. Будь честен, и достиг­нешь великого. Будь доброжелательным, и тем сообщишь и другим доб­рое желание".
"Благородный сперва ставит праведность и затем мужество. Храб­рец без праведности – угроза государству".
"Отвечай справедливостью на несправедливость и добром на добро".
"Основа милосердия делает место привлекательным для житья".
"Благородный человек не имеет ни узких предрассудков, ни упря­мой враждебности. Он идет путем Служения".
"Благородный прилежен в познании пути Служения, а низкий чело­век – лишь в делании денег".
"Мудрец медленно говорит, но быстро действует".
"Все люди рождаются добрыми".
"Смысл высокой добродетели. В жизни веди себя, как бы встречая вы­сокого гостя. Управляя народом, веди себя как на торжественном священ­ном служении. Чего не желаешь себе, не причиняй другим. Как на людях, так и дома не выражай злую волю".
"Кто грешит против неба, не может рассчитывать ни на чье заступни­чество".
"Можем выйти из дома лишь через дверь. Почему не пройти жизнь через врата добродетели?"
"Разве далека добродетель? Лишь покажи желание о ней, и вот она уже здесь".
"Чей ум уже испытан против медленно проникающего яда клеветы и острых стрел оговоров, тот может быть назван яснозрячим и дальнозор­ким".
"Вывести неподготовленных людей на битву, все равно что выбро­сить их".
"Если человек всюду ненавидим или он повсюду любим, тогда необ­ходимо ближайшее наблюдение".
"Ваши добрячки – воры добродетели".
"В 15 лет мой ум склонился над учением. В 30 лет я стоял прочно. В 40 лет я освободился от разочарований. В 50 лет я понял законы Прови­дения. В 60 лет мои уши внимали Истине. В 70 лет я мог следовать ука­зу моего сердца".
Итак, познавание, освобождение, понимание законов, внимание Ис­тине – все привело к следованию указам сердца. Это кратчайшее и пол­нейшее жизнеописание кончается сердечною молитвою о путях правед­ных. И не пожалел великий философ о том, что была в запряжке колесни­ца его. Кони взнузданные, готовые домчать до путей сердца, были уже благословением. Не к великим ли домам должна была нести колесница не изгнания, но достижения.
Княжеское освобождение от горя и страха, мощь Тао, умостили путь прочный. "Бестронный король" – так называли Конфуция. Не он ли на ко­леснице шествует по Великой Стене в страже несменной?! Не его ли ко­ни следуют по следам белого коня Великой Стены?! Кто его видел?! Кто уследил его всходы и спуски? Поверившее сердце за белым конем прош­ло стремнины и горы. Не предрешим ход коня.
Ко всем своим путям Конфуций мог прибавить еще одно заключение. Все враги, его гнавшие, были людьми темными и мерзкими. Имена их или стерлись, или остались в истории на черном месте. Значит, и в этом отно­шении праведность Конфуция и утверждена, и прославлена историей.
Только что сообщалось: "Работа по реставрации Мавзолея в Чуфу об­суждалась шантунгскими властями".
"Обширные работы по восстановлению Мавзолея Конфуция в Чуфу в Шантунге были решены в заседании в присутствии, представителя Нанкинского Правительства.
Провинциальные власти, кроме сотрудничества по восстановлению Мавзолея Конфуция, который находился много лет в небрежении, также избрали Комитет для восстановления Дня Конфуция повсеместно в Ки­тае. Сообщается, что Центральное Правительство даст особые почести потомку великого мудреца".
Опять победа Конфуция! День, посвященный ему, будет днем Куль­туры.
Странно читать известие, где так скорбно и обычно говорится о том, что Мавзолей Конфуция в течение многих лет оставался в небрежении. Что это значит в течение многих лет? Какие именно потрясения и пере­мены заставили забыть даже о величайшей гордости Китая! Впрочем, это забытие лишь односторонне. Может быть, Мавзолей и был забыт, но па­мять и заветы Конфуция продолжали жить, ибо Китай без Будды, Лао-цзы, Конфуция не будет Китаем.
Какие бы новые познания ни входили в жизнь, все же устои древней мудрости остаются незыблемы.
Монголы могут узнать много новых вещей, но имя Чингисхана и его наставления будут жить в сердцах народа и само это имя произносится с особым вниманием. Так же точно, как когда-то мы писали о звучании народов, так и памятные имена и места все же жить будут.
Конечно, надо предполагать, что Мавзолей Конфуция уже не может опять впасть в небрежение, ибо страна в своем развитии все глубже и вы­ше будет беречь всегда живые заветы мудрого. И действительно, какой бы выше сказанный завет ни вспомнить, он одинаково будет касаться и на­шего времени.
Лишь в очень отсталых умах не будет понятна разница между отжив­шим и вечным. Пусть и до сих пор лучшие заповеди не исполняются – это не значит, что они не должны были быть даны, а сейчас повторены. Уж че­го проще? – "Не убий", "Не лги", "Не укради", а каждый день и эти пове­лительные Заветы не исполняются. Что же отставить ли их за неприме­нимостью? Или продолжать настаивать? Впадать ли в одичание, или нас­тойчиво выплывать на гребень волны? В наставлениях Конфуция нет безвыходного осуждения. Как и все благие наставления сказаны им близко к жизни. Если он отставляет что-либо, то только для того, чтобы выдвинуть нечто лучшее и более полезное. Подчас наставления Конфуция обсужда­лись несправедливо, и им приписывался смысл, явно не относящийся к их содержанию. Это значит, что кто-то подходил к рассмотрению его заве­тов с какой-то предубежденностью.
Но, рассматривая большого человека, неуместны ни предубежден­ность, ни преувеличенность. Пусть будут приняты во внимание действия и слова в их полном значении. Конечно, говоря о последнем значении, мы не должны забывать, что во всех языках, а в том числе и в китайском, и в санскрите, есть свои непереводимые выражения, которые можно понять и изложить лишь вполне освоившись как с языком, так и с устоями мест­ной жизни. Сколько бедствий произошло из-за переводов, из-за толкова­ний!
Всякие злотолкования и умышленные извращения, ведь они должны быть судимы, как умышленные преступления против чужой собственнос­ти. Иногда же эти умышленные извращения равны покушению на убийс­тво. Из жизнеописания Конфуция не видно, чтобы он впадал в отчаяние или страх. То, что он был вынужден держать колесницу наготове, обозна­чает лишь его предусмотрительность для вящей полезности будущих действий.
"Я молиться уже начал давно" – так отвечал Конфуций при одном важном обстоятельстве. Неоднократно в жизнеописаниях Конфуция упот­ребляется выражение, что жизнь его была непрестанной молитвой. Тор­жественно он переплывал океан. Потому-то, оборачиваясь на Великую Стену, мы опять вспоминаем Конфуция, как признак Китая. Мы уверены, что предположенный день Конфуция выльется в настоящее торжество Культуры.

1935