Ю.Н.Рерих о духовном и психологическом в мире кочевников (в контексте истории культуры кыргызов)

В.В.Воропаева
кандидат исторических наук,
доцент Кыргызско-Российского
Славянского Университета,
Бишкек

Предваряя раскрытие темы моего доклада, мне хотелось бы обратить Ваше внимание на две мысли из огромного наследия Юрия Николаевича Рериха.

«Пространство человеческих знаний непрестанно расширяется, и как по волшебству появляются все новые горизонты. Беспредельность возможного манит не знающий покоя человеческий разум, не страшившийся сжечь то, что им уже познано: только такое состояние открывает путь к настоящей научной работе», — пишет молодой ученый в статье «Расцвет ориентализма», опубликованной в Париже в 1923 году [1, с. 13].

«В блестящем созвездии исследователей Центральной Азии два имени занимают особое место: Николай Пржевальский и Свен Гедин... Оба они во время своих путешествий преодолели огромные расстояния и силой своей личности, глубоким научным методом и литературным дарованием создали широкую картину научных изысканий» [1, с. 211], — так великий знаток письменных источников, языков и среды обитания народов, исследованию которых он посвятил всю свою жизнь, сформулировал в статье «Свен Гедин» свое понимание науки о Центральной Азии и необходимых качеств ее исследователей. Научные результаты экспедиций, содержащие ценнейшие географические, этнографические, археологические и лингвистические наблюдения, проведенные Ю.Н.Рерихом в мало изученных областях, сразу поставили и его имя в ряды ученых-первопроходцев Центральной Азии, таких, как Н.М.Пржевальский, Свен Гедин, В.И.Роборовский, Г.Н.Потанин, П.К.Козлов, П.П.Семенов-Тян-Шанский и другие.

Первое соприкосновение с Центральной Азией произошло во время Центрально-Азиатской экспедиции 1923—1928 гг. Она происходила в той части Земли, откуда «почти две тысячи лет волна за волной неукротимые племена бросали под копыта своих коней могучие цивилизации и порабощали целые народы» [1, с. 288].

Обследование кочевых погребений в Китайском Туркестане, на Алтае, в Западной Монголии и Тибете позволило обнаружить у кочевых племен следы «звериного стиля». Ареал его распространения наблюдался значительно южнее Тянь-Шаня и достигал северных склонов Трансгималаев. И здесь Юрий Николаевич подмечает: «Находки нескольких «звериных» мотивов, хорошо известных из скифо-сибирских курганов, еще раз подчеркнули древнюю связь, когда-то существовавшую между Тибетом и богатым кочевым миром Внутренней Азии. Эти древние контакты многократно упоминаются в исторических хрониках Китая» [1, с. 31].

Многочисленные научные изыскания подтвердили гипотезу о том, что и для культуры саков, древнейшего народа, кочующего в I тыс. до н.э. по территории современного Кыргызстана (Казахстана и Средней Азии), характерен «звериный стиль», следы которого обнаружены Ю.Н.Рерихом в богатом памятниками кочевой культуры азиатском регионе.

Открытие «звериного стиля» в художественной орнаментике и убранстве оружия кочевников Тибета оказалось созвучным с теорией о единстве древних кочевых культур, с их культовой символикой, распространенных некогда на обширных пространствах Великой Евразийской степи.

Подчеркивая устойчивость культурной традиции, ученый отмечает, что никакое мощное влияние властей или очень сильных отдельных соседних государств не может уничтожить пережитки древнего кочевого искусства: «Тибетец-кочевник и поныне вдохновляется окружающей природой и следует канонам «звериной» орнаментики» [1, с. 43].

Результаты научных изысканий экспедиции в этой области Юрий Николаевич обобщил в классической научной работе «Звериный стиль у кочевников Северного Тибета», впервые опубликованной в Праге в 1930 году и долгое время являвшейся библиографической редкостью.

Следует упомянуть, что все эти научные изыскания происходили в самый критический период работы Центрально-Азиатской экспедиции Рерихов: ее участники вынуждены были провести в течение пяти месяцев суровейшую зиму 1927—1928 гг. на плато Чантанг на высоте 5 тыс. метров. Еще в 1879 году экспедиция Николая Михайловича Пржевальского смогла находиться здесь лишь в течение восемнадцати дней в ожидании пропуска от лхасских властей, и... повернула обратно, не добившись намеченной цели.

После пятимесячного стояния экспедиция отправилась в путь по неизвестной географической науке первой четверти XX века части земли. Это был Великий путь паломников к священной для индуистов и буддистов горе Кайлас, который проходил ближе к северо-западу от озера Манасаровар. И здесь Юрий Николаевич пришел к выводу о том, что именно по этому древнему пути на дальний Тибет кочевниками Кукунора и верховьев Желтой реки была принесена исконно кочевая культура с ее «звериным стилем», а также традиции племенного эпоса.

В свое время, занимаясь исследованием тибетского эпоса о Гесэре, Ю.Н.Рерих писал, что тот « в своем изначальном виде представлял собой... поэтическое сведетелъство о древних войнах между тибетскими и тюркскими племенами» [1, с. 84—85]. Генезис древне-кыргызского эпоса «Манас» также свидетельствует о соответствии описанных в нем событий реальным фактам, восходящим к древнейшим векам. Происхождение имени главного героя восходит к древнеарийскому мифу о первочеловеке Manu , Manus, Ма na [2].

В этой интерпретации имя Манас (мифический герой) должно соответствовать его сущности, реконструируемой следующим образом: рожденный от брака Неба (Тенгри) и Земли (Умай), Манас — первый человек в мифологии кыргызов. Он побеждает различные чудовища, порожденные хтонической стихией, очевидно, в том числе и тех врагов, которые постоянно стремились покорить сам вольный дух Эля (народа).

Древнеарийский пантеон включает персонификацию верхнего мира — Неба и мира нижнего — Земли. Очевидно, необходимо воплощение «среднего мира», мира людей, и первочеловек Манас вполне может претендовать на эту роль. Но как первочеловек, родоначальник земных людей, он неразрывно связан смертным миром и, согласно эпосу, умирает. Но как сын божественной четы — он принадлежит к миру богов. И потому может быть включен в пантеон.

Брачный союз Неба (Тенгри) и Земли (Умай), рождение Манаса — первочеловека — можно рассматривать как космогонический акт. По семантике он аналогичен ведийской космогонии, трактующей создание организованной упорядоченности Вселенной.

Для кыргызов она заключалась в идее, которую пытается реализовать Манас, а именно: объединить разрозненные племена и сначала завоевать, а потом отстаивать свою независимость, и не только в плане сложения этноплеменной организации. То есть в основе эпоса «Манас» лежит космогонический миф, в котором находит свое выражение (скорее проявление) модель мира древних предков кыргызов — кочевников.

Истории известен реальный каган кыргызов — Барс-бег, его тронное имя Инанчу Али Бильге (конец VII — начало VIII в.). По благородству, великим свершениям, рыцарской доблести и воинским достоинствам он сообразуется с образом Манаса. После гибели Барс-бега, не обнаружив его тела среди погибших сподвижников, современники согласно обычаю соорудили символическую могилу с надмогильным памятником. В эпитафии, исполненной в форме современного кошока (плач), записано: «Мы Умай-беги, то есть Барс-бег, божественного происхождения от Умай-Земли».

Вся жизнь Барс-бега была посвящена идее — объединить кыргызов, то есть упорядочить Вселенную — пространство для проявления психологических возможностей целого этноса.

Следует отметить, что символическая могила (VIII в.) Барс-бега находится не на территории современного Кыргызстана. Барс-бег погиб в черни Сунга — это Енисейская эпопея.

А в Таласе (это Кыргызстан) имеется величайший памятник мусульманской архитектуры XIVв., который сегодня почитается как Гумбез (Мавзолей) Манаса. Это уже вопрос пространства возможностей.

В 1929 г. в Кулу Юрий Николаевич записал: «В течение столетий древняя дорога кочевников, один из старейших исторических путей Азии, проходящий к северу от Небесных гор, Тянь-Шаня, и соединяющий Монголию со степями севернее Каспийского и Черного морей, наполнялся топотом движущихся орд. Мы все еще не можем постичь источник этого мощного потока народов, привлеченных центрами древних культур, вступавших на путь завоеваний и сотрясавших границы Китая и Римской империи» [1, с. 288].

В «великих шествиях» по необъятным просторам Сибири среди многих этносов участвовали и предки современных кыргызов, первые упоминания о которых известны из китайских источников с 209—201 гг. до н.э. В пределах державы хунну (гуннов) в III в. до н.э. повели свое начало многие народы тюркского корня и обитали они в степных и полупустынных районах от северных границ Китая до оз. Байкал.

Современной науке известно, что цивилизация древних кочевников-скотоводов возникла еще раньше, в VIII—VII вв. до н.э., к северу от рабовладельческих цивилизаций Китая, Индии, Ирана и Греции. С огромными отарами овец и табунами лошадей они вели сезонные перекочевки, заполняя свою «экологическую нишу». Сухие степи, пустыни и полупустыни, а в условиях Кыргызстана — предгорья обеспечивали их самих и оседлых земледельцев высококалорийной пищей — мясом, молоком, творогом, кумысом, позднее сыром. Из шерсти животных они валяли войлок для жилья, из конского волоса плели арканы, умели делать прекрасное оружие из железа. Выучка боевого коня и владение оружием — главное достоинство номадов. Художественной орнаментике конской утвари и оружия («звериный стиль») придавалось особое значение.

Исследуя феномен Великого переселения народов, Ю.Н.Рерих писал в статье «Расцвет ориентализма»: «Историки не раз ставили вопрос об истинных причинах этих колоссальных передвижений народов. Только с большой натяжкой можно объяснить миграции тем, что кочевники время от времени должны были искать новые пастбища для своих стад. Верно то, что в процессе этих миграций кочевники могли преодолевать огромные расстояния. Но поиски пастбищ — это не та причина, которая может дать ответ на вопрос об истоках нашествий и завоеваний, сотрясавших не только страны Востока, но и беспорядочным потоком захлестнувших в средние века сердце Европы» [3, с. 17]. «Одна за другой появлялись и исчезали в истории различные народы. Невозможно добраться до источника этого мощного потока. Мы встречаемся здесь с необъясненным еще феноменом жизни кочевых народов, с новой для нас проблемой психологии «орды» [1, с. 18]. Эти рассуждения Ю.Н.Рериха предвосхищают теорию пассионарности, обоснованную гораздо позднее Л. Н.Гумилевым. Однако до сих пор психология народов остается еще почти не исследованной областью науки. Поэтому сегодня следует говорить о настоятельной необходимости синтезировать весь накопленный материал, не только новый, но особенно старый.

Каменные изваяния, разбросанные по всему пространству южных степей России вплоть до горных хребтов Тянь-Шаня и далее, остаются молчаливыми свидетелями духовного прошлого кочевников.

«Следует помнить, что историческая эволюция сознания никогда не знала... барьеров (расовых предрассудков). Идеи культуры, провозглашенные в одной стране, часто с равным энтузиазмом приветствуются в другой, которая может быть расположена в весьма отдаленной части земного шара. Это великое взаимопритяжение идей, странствующих по дорогам, соединяющим нации, не знает, что значит «барьер» [3, с. 20].

В работе «Культурное единство Азии» Ю.Н.Рерих замечает : «Несмотря на удивительное разнообразие народов, языков и религий, сложившееся в Азии, внимательный наблюдатель может заметить определенный культурный субстрат, доживший до наших дней и общий для большей части Азии. Это культурное единство было, вероятно, более выраженным до Х в. н.э., и оно обязано своим существованием буддизму» [1, с. 20].

И действительно, караванные пути Центральной Азии, известные под названием Великий Шелковый путь, уже с I в. н.э. облегчили обмен культурными ценностями. Буддизм, проник-ший в среду оседлых племен (иранских и тохарских), живших вдоль Великого Шелкового пути, постепенно распространяется среди кочевых тюркских племен на севере (кыргызы — одно из таковых).

В кочевой среде, с ее шаманско-языческими представлениями и обрядами, уже с начала первых веков н.э. появляются и христианские миссионеры. Древнейшие следы христианства на Тянь-Шане связаны, как известно, с его ранней формой ереси — несторианством. В V в. несториане подверглись гонениям, и из Византии через Сирию они достигли Средней Азии. Основатели христианских церквей и монастырей были проповедниками оседлого образа жизни и городской культуры среди кочевого населения.

Оседлая цивилизация проникла в кочевую среду, неся с собой не только новый образ хозяйствования, новый образ бытия, но и новую идеологию, новую духовную культуру.

С VI в. некоторые тюркские каганы стали переходить в христианскую веру, а на рубеже VIII— IX вв. епископ Тимофей обратил в христианство часть тюрков. В IX в. в Таласе была главная христианская церковь. В XII в. несторианский патриарх Илья III добился учреждения метрополии в Кашгаре — столице гурханов киданей. Новый митрополит звался митрополитом Кашгарским и Навеката.

Последний владетель караханидов Баласолуна, Кучлук, сам бывший христианином, понуждал мусульман переходить в христианство, чем вызвал недовольство местного населения. Кончилось это тем, что мусульмане открыли ворота города войскам Чингисхана и Кучлуку пришлось бежать.

Но вернемся к буддизму.

«С распространением буддизма воинственный дух любящих сражаться кочевников постепенно угасает... Интересы религии завладевают умами народа и его правителей» [3, с. 18].

В VII в. китайский буддийский монах Сюань Цзан совершил путешествие в Центральную Азию, в том числе и в земли современного Кыргызстана. Несколько бесценных страниц своих записей он посвятил описанию территории средневекового Кыргызстана.

Холодным и неприветливым показался Сюань Цзаню Тянь-Шань, очаровал его Иссык-Куль с заповедником Мин Булак («Тысяча родников»). В Чуйской долине знаменитого монаха принял сам каган Тон Джагбу Каган показался монаху просвещенным государем.

Исследования археологов свидетельствуют о том, что «столетия, предшествовавшие приходу ислама, существовал непрерывный пояс буддийских культур от берегов Аральского моря на западе до Тихого океана на востоке. Такой культурный пояс не мог не способствовать утверждению идеала культурного единства» [1, с. 21].

«Идеал культурного единства» объединил когда-то Азию коммуникациями Великого Шелкового пути. Они были разорваны в X в. н.э., после того как обе части Туркестана обратили свои взоры в сторону святых мест ислама.

Буддизм, утверждавшийся столетиями, был потеснен воинствующим исламом, ставшим скоро и здесь государственной религией, то есть идеологической властью.

Но, очевидно, принципы старого «идеала культурного единства» позволили сохранить культурные ценности. И они способствовали развитию культурных ценностей новой идеологии, идеологии ислама, пришедшей с Запада, от кочевников-арабов.

Исторические события развивались параллельно во времени и пространстве:

в XVI в. — кыргызы-мусульмане консолидировались в народ;

в XVI в. — монголы-буддисты продолжали сохранять идеал культурного единства на необъятных просторах своих степей.

В работе Ю.Н.Рериха «Монголия. Путь завоевателей» мы постоянно встречаемся с историческими событиями, общими для кыргызов, монголов и многих других этносов. Размышляя о событиях первой четверти XX в., Ю.Н.Рерих замечает: «...Монголии придется выработать собственную национальную политику и построить государство на национальной основе» [1, с. 314].

Заставляет задуматься вывод-заключение этой работы: «Говоря о Монголии, мы всегда должны помнить, что современная Монголия — это прямой потомок ряда великих народов и племен, пожертвовавших собой ради создания обширных империй, и что ее судьба — это путь Завоевателей» [1, с. 315]. Завоевателей «идеала культурного единства»?

И в заключение позволю себе еще одну цитату из статьи Ю.Н.Рериха «Культурное единство Азии»: «В поисках единства, в попытках наведения новых мостов для объединения народов нам не следует забывать уроки прошлого, но, напротив, следует тщательно оберегать остатки былого единства и везде, где возможно, разжигать заново священный огонь культурного единения, культурного обмена, который когда-то принес человечеству благие плоды и которого так недостает нашему современному миру» [1, с. 27].

Эти слова великого ученого звучат как его завещание будущим поколениям ученых.

«Идея культурного единства» сегодня — это может быть идея объединения под «флагом» древнего Шелкового пути — пути диалога культур. Осуществление этой идеи может вновь послужить на благо человечества, придавая смысл деятельности людей, осознающих свое место в мире.



Литература

1. Рерих Ю. Тибет и Центральная Азия. Самара: Агни, 1999.

2. См.: Ригведа. Мандалы. I—IV М.: Наука; Атхарваведа. Избранное. М.: Наука, 1976.

3. Рерих Ю.Н. Тибетская живопись. М.: МЦР, 2001.