Носитель синтеза, или улыбка истины. Из заново осмысленных воспоминаний о Ю.Н.Рерихе
К.А.Молчанова
председатель Эстонского общества имени Н.К.Рериха, Таллинн, Эстония
Общеизвестно, что Юрий Николаевич Рерих был исключительно широко образованным человеком и ученым. Историк, археолог, этнограф, искусствовед, филолог-индолог, санскритолог, тибетолог, монголовед, — он был одновременно очень чутким и тонким психологом.
В своих воспоминаниях о Ю.Н.Рерихе все знавшие его или встречавшиеся с ним отмечают одно и то же: человек необычный. Притягательной силой Юрия Николаевича была, конечно, духовность. И как ученый он владел двумя путями Знания: научным в западной традиции, или интеллектуальным, и восточным, или духовным, не исследованным и не объясненным в терминах современной науки. Мой опыт общения с Юрием Николаевичем выразился именно в духовном пути познания.
Нелегкая задача — изложить словами то, что именно словесному выражению пока не поддается, а постигается только в непоредственном общении.
Мне было уже двадцать семь лет, когда летом 1959 года мы с дочерью Павла Федоровича Беликова, Леной, поехали из Таллинна через Москву в Крым, впервые в жизни так далеко от дома. Павел Федорович дал нам с собой письмо и книгу, чтобы в Москве был повод зайти к Юрию Николаевичу. Позвонить Юрию Николаевичу ни одна из нас не решалась. Хотя встреча нужна была мне, я настояла, чтобы позвонила Лена как дочь Павла Федоровича. Она представилась, забыв упомянуть обо мне.
Итак, когда мы, опоздав на полчаса, позвонили у двери, Юрий Николаевич с поклоном открыл ее сам, тихо и едва заметно взглянув на меня, пожал нам руки и стремительной походкой мгновенно провел в свой кабинет. Статный, но небольшого роста, он четкими движениями сходу усадил нас возле края письменного стола и сел тут же поодаль.
В те дни в Третьяковской галерее только что открылась вторая, организованная Юрием Николаевичем выставка картин Н.К.Рериха, — в залах, смежных с экспозицией икон Андрея Рублева. Мы уже побывали там, поэтому речь зашла о картинах. Юрий Николаевич поинтересовался, что понравилось мне больше всего. Конечно, поразила картина «Бэда-Проповедник». Неожиданно было увидеть живописный образ поэмы Я.П.Полонского, от которой в детстве получила потрясение. Но Юрию Николаевичу почему-то ответила, что больше всего понравилась картина «Ковер-самолет», что поражаюсь чистоте красок на картинах Николая Константиновича. Юрий Николаевич выразил удовольствие от того, что Рерих и Рублев выставлены рядом, ведь они созвучны, потому что оба художника не смешивали краски. Чистота так роднит их!.. А вот здесь, в кабинете, над входной дверью — картина «Гесэр-хан». Она пламенеет. «И какие необъятные просторы!» — говорит Юрий Николаевич. Отвечаю по-своему: «Какая даль!». И он сразу же подхватывает четко: «Даль! Да, даль!». Смущаюсь этому, сажусь на место и вижу не глаза Юрия Николаевича, а глаза Спаса, необъятно открытые, приявшие в себя своим теплом все, что есть я. Сердце мгновенно наполнилось благодатью. В забвении всего окружающего я видела-переживала только яркий Свет. Все слилось в один миг или, наоборот, превратилось в вечность. Я была выведена из трехмерного состояния. Сколько это длилось, не знаю. Только вдруг внутренний голос сказал: «Нельзя так долго сидеть и столько времени отнимать у такого занятого человека!». И я очнулась. Посмотрела на Лену. Она сидела нагнув голову и не шевелилась. Когда я снова повернулась к Юрию Николаевичу, те же глаза Спаса смотрели на меня, но совершенно иначе — настолько строго, что сердце вздрогнуло от этой суровости. И все же я опять впала в забвение... И вот снова появилось беспокойство: «Нельзя так много отнимать драгоценного времени!». Я вскочила с места. Сразу же поднялись и Юрий Николаевич, и Лена. Но тут же снова забылась, и сколько мы простояли так, не знаю. Но очнулась только тогда, когда внутренний голос опять забеспокоился: «Нельзя больше. Надо идти». Юрий Николаевич стоял склонив голову... Я быстро пошла вперед. В прихожей обернулась у входной двери. Так же, как и при встрече, Юрий Николаевич тихо, с низким поклоном пожал нам руки.
В тишине молчания встречи Юрий Николаевич ответил на мой безмолвный вопрос о смысле жизни. Его душа улыбнулась улыбкой понимания, а моя — оказалась на Солнце в лучах тепла и Света. Мой дух обогатился знанием огненной основы, разлитой во всей Природе. Ученый — Иерарх Знания дал мне лучшее из того, что имел, — улыбку Истины.
В дальнейшем ничего подобного при новых встречах с Юрием Николаевичем уже не повторялось. Значит, надо работать над нравственным самоусовершенствованием и ни на кого не возлагаться, верить в Будущее и мужественно восходить!
Однако нечто не менее удивительное для меня произошло на открытии выставки картин С.Н.Рериха в 1960 году. Это была самая первая персональная выставка художника Святослава Рериха в СССР. 11 мая в Музее изобразительных искусств им. А.С.Пушкина я стояла внутри тесной толпы. Вдруг передо мной появился Юрий Николаевич. «Идемте, я проведу Вас в конец экспозиции, где еще никого не будет». Мы быстро проходим в последний и, как оказалось, самый большой зал выставки. Вскоре толпа хлынула и в этот зал. Стало тесно и не видно картин. Святослав Николаевич ходит от картины к картине, плотно окруженный людьми. Тесно. Душно. Вокруг праздничный гул. Вдруг снова передо мной Юрий Николаевич! «Ну, как? Вы уже познакомились с моим Братом?» — «Что Вы! Я даже не предполагала, что это можно сделать!» — «Напрасно! Он был бы рад. Всегда рад каждой такой встрече». Я в смятении. «Хорошо, приходите тогда завтра, я познакомлю Вас дома!»
И вот я там, у Юрия Николаевича, вместе с другими гостями. Входят Святослав Николаевич и Девика Рани. Они очень приветливы, душевно внимательны. Никакой отчужденности, которая раньше рисовалась моему воображению. Юрий Николаевич счастлив, он светится радостью, нежностью, но сдержан в общении. Не видела, чтобы Юрий Николаевич притянул кого-то к себе и обнял или положил руку на плечо. Святослав Николаевич — наоборот, щедрый на ласки. Все шутят, ведут себя естественно и просто. Временами Девика Рани обращается к Юрию Николаевичу не на английском языке, а на хинди или бенгали и по-немецки. Слушаю голос Юрия Николаевича — идеальная русская речь. Она лилась настолько естественно и плавно, что переход на другой язык был созвучен и незаметен.
Он отвечал бережно и с доброй улыбкой. Стройность внешнего облика Юрия Николаевича сочеталась с душевной гармонией. В нем не было ничего, что не соответствовало бы его внутреннему содержанию. Я наблюдала воплощение совершенного Человека, в котором господствовал синтез духа и сердца, проявлялась удивительная чуткость в общении.
Влияние личности Юрия Николаевича распространялось, как мощная незримая сила. Поэтому можно утверждать, что в лице этого Ученого наука не была отделена от высших Основ Бытия. Он владел искусством знания жизни и человека, культурой духа и мысли. Только такой ученый мог беззвучно ответить на незаданный вопрос о смысле жизни. Юрий Николаевич показал мне возможности человеческого организма, научные возможности будущего, Великим Вестником которого он был.
В своих воспоминаниях о Ю.Н.Рерихе все знавшие его или встречавшиеся с ним отмечают одно и то же: человек необычный. Притягательной силой Юрия Николаевича была, конечно, духовность. И как ученый он владел двумя путями Знания: научным в западной традиции, или интеллектуальным, и восточным, или духовным, не исследованным и не объясненным в терминах современной науки. Мой опыт общения с Юрием Николаевичем выразился именно в духовном пути познания.
Нелегкая задача — изложить словами то, что именно словесному выражению пока не поддается, а постигается только в непоредственном общении.
Мне было уже двадцать семь лет, когда летом 1959 года мы с дочерью Павла Федоровича Беликова, Леной, поехали из Таллинна через Москву в Крым, впервые в жизни так далеко от дома. Павел Федорович дал нам с собой письмо и книгу, чтобы в Москве был повод зайти к Юрию Николаевичу. Позвонить Юрию Николаевичу ни одна из нас не решалась. Хотя встреча нужна была мне, я настояла, чтобы позвонила Лена как дочь Павла Федоровича. Она представилась, забыв упомянуть обо мне.
Итак, когда мы, опоздав на полчаса, позвонили у двери, Юрий Николаевич с поклоном открыл ее сам, тихо и едва заметно взглянув на меня, пожал нам руки и стремительной походкой мгновенно провел в свой кабинет. Статный, но небольшого роста, он четкими движениями сходу усадил нас возле края письменного стола и сел тут же поодаль.
В те дни в Третьяковской галерее только что открылась вторая, организованная Юрием Николаевичем выставка картин Н.К.Рериха, — в залах, смежных с экспозицией икон Андрея Рублева. Мы уже побывали там, поэтому речь зашла о картинах. Юрий Николаевич поинтересовался, что понравилось мне больше всего. Конечно, поразила картина «Бэда-Проповедник». Неожиданно было увидеть живописный образ поэмы Я.П.Полонского, от которой в детстве получила потрясение. Но Юрию Николаевичу почему-то ответила, что больше всего понравилась картина «Ковер-самолет», что поражаюсь чистоте красок на картинах Николая Константиновича. Юрий Николаевич выразил удовольствие от того, что Рерих и Рублев выставлены рядом, ведь они созвучны, потому что оба художника не смешивали краски. Чистота так роднит их!.. А вот здесь, в кабинете, над входной дверью — картина «Гесэр-хан». Она пламенеет. «И какие необъятные просторы!» — говорит Юрий Николаевич. Отвечаю по-своему: «Какая даль!». И он сразу же подхватывает четко: «Даль! Да, даль!». Смущаюсь этому, сажусь на место и вижу не глаза Юрия Николаевича, а глаза Спаса, необъятно открытые, приявшие в себя своим теплом все, что есть я. Сердце мгновенно наполнилось благодатью. В забвении всего окружающего я видела-переживала только яркий Свет. Все слилось в один миг или, наоборот, превратилось в вечность. Я была выведена из трехмерного состояния. Сколько это длилось, не знаю. Только вдруг внутренний голос сказал: «Нельзя так долго сидеть и столько времени отнимать у такого занятого человека!». И я очнулась. Посмотрела на Лену. Она сидела нагнув голову и не шевелилась. Когда я снова повернулась к Юрию Николаевичу, те же глаза Спаса смотрели на меня, но совершенно иначе — настолько строго, что сердце вздрогнуло от этой суровости. И все же я опять впала в забвение... И вот снова появилось беспокойство: «Нельзя так много отнимать драгоценного времени!». Я вскочила с места. Сразу же поднялись и Юрий Николаевич, и Лена. Но тут же снова забылась, и сколько мы простояли так, не знаю. Но очнулась только тогда, когда внутренний голос опять забеспокоился: «Нельзя больше. Надо идти». Юрий Николаевич стоял склонив голову... Я быстро пошла вперед. В прихожей обернулась у входной двери. Так же, как и при встрече, Юрий Николаевич тихо, с низким поклоном пожал нам руки.
В тишине молчания встречи Юрий Николаевич ответил на мой безмолвный вопрос о смысле жизни. Его душа улыбнулась улыбкой понимания, а моя — оказалась на Солнце в лучах тепла и Света. Мой дух обогатился знанием огненной основы, разлитой во всей Природе. Ученый — Иерарх Знания дал мне лучшее из того, что имел, — улыбку Истины.
В дальнейшем ничего подобного при новых встречах с Юрием Николаевичем уже не повторялось. Значит, надо работать над нравственным самоусовершенствованием и ни на кого не возлагаться, верить в Будущее и мужественно восходить!
Однако нечто не менее удивительное для меня произошло на открытии выставки картин С.Н.Рериха в 1960 году. Это была самая первая персональная выставка художника Святослава Рериха в СССР. 11 мая в Музее изобразительных искусств им. А.С.Пушкина я стояла внутри тесной толпы. Вдруг передо мной появился Юрий Николаевич. «Идемте, я проведу Вас в конец экспозиции, где еще никого не будет». Мы быстро проходим в последний и, как оказалось, самый большой зал выставки. Вскоре толпа хлынула и в этот зал. Стало тесно и не видно картин. Святослав Николаевич ходит от картины к картине, плотно окруженный людьми. Тесно. Душно. Вокруг праздничный гул. Вдруг снова передо мной Юрий Николаевич! «Ну, как? Вы уже познакомились с моим Братом?» — «Что Вы! Я даже не предполагала, что это можно сделать!» — «Напрасно! Он был бы рад. Всегда рад каждой такой встрече». Я в смятении. «Хорошо, приходите тогда завтра, я познакомлю Вас дома!»
И вот я там, у Юрия Николаевича, вместе с другими гостями. Входят Святослав Николаевич и Девика Рани. Они очень приветливы, душевно внимательны. Никакой отчужденности, которая раньше рисовалась моему воображению. Юрий Николаевич счастлив, он светится радостью, нежностью, но сдержан в общении. Не видела, чтобы Юрий Николаевич притянул кого-то к себе и обнял или положил руку на плечо. Святослав Николаевич — наоборот, щедрый на ласки. Все шутят, ведут себя естественно и просто. Временами Девика Рани обращается к Юрию Николаевичу не на английском языке, а на хинди или бенгали и по-немецки. Слушаю голос Юрия Николаевича — идеальная русская речь. Она лилась настолько естественно и плавно, что переход на другой язык был созвучен и незаметен.
Он отвечал бережно и с доброй улыбкой. Стройность внешнего облика Юрия Николаевича сочеталась с душевной гармонией. В нем не было ничего, что не соответствовало бы его внутреннему содержанию. Я наблюдала воплощение совершенного Человека, в котором господствовал синтез духа и сердца, проявлялась удивительная чуткость в общении.
Влияние личности Юрия Николаевича распространялось, как мощная незримая сила. Поэтому можно утверждать, что в лице этого Ученого наука не была отделена от высших Основ Бытия. Он владел искусством знания жизни и человека, культурой духа и мысли. Только такой ученый мог беззвучно ответить на незаданный вопрос о смысле жизни. Юрий Николаевич показал мне возможности человеческого организма, научные возможности будущего, Великим Вестником которого он был.