Посещение села Верхний Уймон Центрально-Азиатской экспедицией академика Н.К.Рериха в 1926 году

Р.П.КУЧУГАНОВА,
заслуженный учитель Российской Федерации,
Алтай, с. Верхний Уймон

С.С.ОВСЯННИКОВА,
преподаватель музыки Детской школы искусств,
Алтай, с. Верхний Уймон

На конференции выступила Р.П.Кучуганова

Дорогие друзья!
Я рада приветствовать вас в этом зале, собравшем много добрых и умных людей. Проделав долгий путь, привезла я вам поклон от величественного Горного Алтая. Это моя родная земля, там я родилась и выросла, там жили мои родители, там живут мои дети и внуки. «Не та земля дорога, где медведь живет, а та земля дорога, где курица скребет». «Своя земля и в горсти мила» [1]. Дорогая земля, и на этой земле живут дорогие моему сердцу люди. Это они наказывают молодым: «Держи себя как человек». «Напраслина на человека – незамолимый грех». «Человек грешит, ты это видишь, а назавтра ты его грехи забудь, свои грехи есть – о них и думай». «Завидовать грех. Если ты поругался с человеком, немедленно простись. Протерпи, проскорби. Делай людям только добро, не оскорбляй, не осуждай. Трудись не ленись» [1].
Эта земля воспета поэтами, писателями, художниками. Необыкновенная и царственная красота вызывает у людей, попадающих сюда, необъяснимые чувства, способность говорить прекрасные слова, писать великолепные картины. Великий алтайский художник ХХ века Григорий Иванович Чорос-Гуркин так писал об Алтае, о природе своего родного края, что нельзя не услышать в его словах восторг и глубокое чувство сыновней любви: «Какой везде простор, какая мощь. Это ты – заколдованный, угрюмый, царственный Алтай. Это ты окутался туманами, которые, как мысли, текут с твоего могучего чела в неведомые стороны. Это ты, богатырь, дремлешь веками, сдвинув свои морщинистые брови, и думаешь свои заветные, добрые думы» [2].
В августе 1926 года побывал на Алтае Николай Константинович Рерих вместе с женой Еленой Ивановной и старшим сыном Юрием. Посещение этих мест было частью большой экспедиции. Одним из главных стимулов организации экспедиции Рериха в Азию, включающую громадную по своим размерам Сибирь, явилось стремление отыскать на окраине России наслоения многовековой русской действительности. Азия и Восток всегда привлекали внимание Николая Константиновича. Его интересовали корни славянства, восточные истоки Древней Руси, красочный кочевой мир наших степей. Одной их главных целей экспедиции было создание уникальной всеобъемлющей панорамы земель и народов Срединной Азии. Для Рериха-ученого Алтай был интересен как центр Евразии, по его словам, «равное расстояние от четырех океанов, то есть от западных границ Европы до Дальнего востока. От Атлантического океана до Тихого и от Северного Ледовитого океана до Индийского. И здесь, в центре Алтая, находится высочайшая вершина Сибири и Дальнего Востока – Белуха» [3]. Кроме того, здесь была возможность изучать быт, искусство, образ жизни алтайского народа, а также русских старообрядцев, которые с давних пор селились здесь, спасаясь от митрополита Никона. Рериха влекло на Алтай и то, что этот заповедный край является звеном между Россией и Индией, которое связывает их между собой не только исторически и географически, но и духовно. В грандиозной горной цепи Центральной Азии Алтай самая северная часть, а Гималаи – южная. Межгорья и перевалы – это своеобразный «коридор», по которому древние народы передвигались из Центра Азии на равнины Сибири и далее в Европу. Николай Константинович писал, с каким великим почтением народы Азии относятся к Алтаю: «И странно и чудно – везде, по всему краю хвалят Алтай. И горы-то прекрасны, и кедры-то могучи, и реки-то быстры, и цветы-то невиданны» [3, с. 239].
В Новониколаевск (ныне Новосибирск) экспедиция прибыла из Москвы 26 июля 1926 года. В состав экспедиции входило семь человек: Николай Константинович – руководитель экспедиции, Юрий Николаевич, востоковед, знаток многих языков, отвечал за охрану экспедиционного каравана, Елена Ивановна, музыковед Морис Лихтман с супругой Зинаидой, сотрудники нью-йорского Музея Рериха, лама Геген, ученый-тибетец, ассистент Юрия Николаевича, и ладакец Рамзана. Путь от Новониколаевска к предгорьям Алтая пролегал на пароходе по Оби до Барнаула, затем еще одним пароходом до Бийска, и уже отсюда, наняв проводника с лошадьми, погрузив багаж на четыре брички, путешественники двинулись в глубь Алтая, в сторону Верх-Уймона. «Елен-Чадыр, Тоурак, Куеган, Карагай, Ак-Кем-Ясатар, Экопур, Чеган, Арасан, Уруль, Курачан, Алахай, Жархаш, Онгудай, Еламан, Турунда, Аргут, Карагем, Арчат, Жалдур, Чингистай, Ак-Ульгун, Хамсар. Это все имена. Эти названия речек, урочищ и городищ – слышатся, как напевный лад, как созвучный стон. Столько народов принесли свои лучшие созвучия и мечты! Шаги племен уходят и приходят» [3, с. 280]. Трудная дорога, проливные дожди, без конца ломались подводы, несмотря на все это, сердца художника и его друзей переполнялись удивлением и восхищением необъяснимой красотой просторов Алтая. И как сказал один из путешественников – лама Геген: «На пути к Шамбале должны быть препятствия» [4, с. 259].
В Усть-Коксу экспедиция добралась на шестой день пути, поздней ночью. Наконец-то они попали на берег красавицы Катуни. Только самые нежные, самые ласковые слова можно говорить о Катуни. «Вот она – бурливая, страстная, переливается изумрудной струей, плещет и играет всеми цветами радуги. Вся она полна волшебной силы. Вся движение и жизнь. Столпились к берегам ее пахучие сосны и протягивают к ней кудрявые ветви. Она есть счастье и украшение Алтая. Ее боготворит кочевник, слагает в ее честь песни. На пути она шлет последнее “прости” прибрежным горам и всему Алтаю» [2]. Эти слова принадлежат алтайскому художнику Г.И.Чорос-Гуркину. А вот эту песню сложили староверы о Катуни:

С высокой горы из Алтая
Красива река пролилась.
Краса у ней очень большая.
Катунью она назвалась…

Они приходили к реке за помощью и произносили: «Бережок, батюшка, речушка, матушка, как ты моешь берега, пенья, коренья, желтые каменья, так смой, сполощи с меня страхи, уроки, переполохи» [1].
Николай Константинович был очарован Катунью: «Шамбатион-река«Шамбатион» – священная река в Ветхом Завете. Так называет Н.К.Рерих Катунь – главную реку Алтая, подчеркивая этим ее значение для проживающих здесь народов (прим. ред.). стремительно катит по порогам и камням. Кто не пострашится, перейдет ее. Катит камни – Катунь настоящая» [3, с. 279]. Много легенд сложили алтайский и русский народы про Катунь. Катунь обычно сравнивают с женщиной, благодаря ее красоте, своеволию, стремительности. «Катунь – женщина, а Бий-река – мужчина. Когда-то они были супругами. Жена была сварливая, неуживчивая, одним словом поперёшная жена. А муж спокойный, тихий, умный. Он уживался с другими реками, был в мире с горами великанами. “Умный молчит, когда глупый ворчит”. Но ведь известно, что “железо уваришь, а злой жены не уговоришь, не убаишь”. “Мир в семье женой держится”. “У добрых супругов две души, да единая воля”. Красавица Катунь не умела, да и не хотела держать мир в семье, единой воли у супругов тоже не было. Не давала Катунь покоя супругу. “Назло мужу сяду в лужу”. Реки и горы шептались между собой, осуждали жену, жалели мужа. Жалели-жалели, да и присоветовали Бию вызвать супругу на состязание, на быстроту бега. Кто победит, тот и верховодить в семье будет. “Если жена верховодит, то муж по соседям ходит”. Хотели горы да реки, чтобы муж верховодил, и помогали Бию. Горы и скалы раздвигались на его пути, а на пути Катуни вставали мощными преградами. Победил Бий, покорилась мужу жена. “Доброю женою и муж славен”. Слились реки воедино и продолжили совместно путь к Алтын-Казык – Полярной звезде, – образуя реку Обь, что по- ойротски значит “своенравный ненасытный государь”» [1].
Переправились члены экспедиции на другой берег Катуни, впереди показался высокий скалистый хребет, а у подножия его свободно раскинулось селение. Это и был конечный пункт алтайского этапа экспедиции – старообрядческое село Верх-Уймон. Так как маршрут на Алтай был заранее разработан, то и село Верх-Уймон было выбрано не случайно. Во-первых, село расположено на правом берегу Катуни, у самого подножия Катунского хребта, с его вершиной – легендарной Белухой, которая для Николая Константиновича представляла большой интерес. Подтверждение этому мы находим в путевых дневниках художника: «А со Студеного хребта лучше всего видно самую Белуху, о которой шепчут даже пустыни» [3, с. 283]. Во-вторых, Рерих по рассказам и рекомендациям ученых, путешественников, этнографов, художников знал, что именно в Верх-Уймоне живет самый лучший проводник – Вахромей Семенович Атаманов. Он считался «знатоком потаенных троп» и сопровождал экспедиции профессора Василия Васильевича Сапожникова, инженера-геолога Николая Николаевича Падурова, художника Григория Ивановича Чорос-Гуркина и многих других.
У Вахромея Семеновича Атаманова была многочисленная семья, десять человек детей. «Жена его была алтайка. Он уважал ее, старался помогать ей в работе» [5, с. 23]. Жили они в двухэтажном доме, имели свою пасеку и кузницу, стада овец, коров, лошадей – всего около 300 голов. Но не ограничивались только этим – Вахромей Семенович был очень образованным человеком, он выписывал из-за границы всевозможную технику, которая могла бы облегчить очень тяжелый на уймонской земле труд крестьянина, научную литературу по ботанике и медицине. В доме Атаманова была очень хорошая, по тем временам, библиотека, он выписывал книги прямо из Барнаула, особенно по медицине, так как лечил всю округу, правил кости, принимал роды, даже известен случай, что он сам сделал кесарево сечение. Библиотека располагалась на втором этаже, была увешана всевозможными целебными травами, в знании которых Вахромею Семеновичу не было равных. К нему на консультацию приезжали специалисты по ботанике даже из Москвы. Рерих вспоминал о Вахромее Семеновиче так: «Он [Вахромей], по завету мудрых, ничему не удивляется; он знает и руды, знает и маралов, знает и пчелок, но главное и заветное – знает он травки и цветики. Это уже неоспоримо. И не только он знает, как и где растут цветики и где затаились коренья, но он любит их и любуется ими. И до самой седой бороды, набрав целый ворох многоцветных трав, он просветляется ликом, и гладит их, и ласково приговаривает о их полезности. Это уже Пантелеймон Целитель, не темное ведовство, а опытное знание. Здравствуй, Вахрамей Семенович, для тебя на Гималаях жар-цвет вырос» [3, с. 282–283]. Атаманов, очевидно, напоминал Н.К.Рериху персонаж его картины «Пантелеймон-целитель», созданной еще в 1916 году. В новосибирской картинной галерее есть картина, написанная художником в сороковых годах, с изображением седого старца, собирающего целебные травы.
До конца жизни Николай Константинович и вся его семья с благодарностью вспоминали Вахромея Семеновича. Он проводил экспедицию до Бийска, его звали с собой в Гималаи, но не согласился старовер покинуть родные места и свою большую семью. Жизнь семьи сложилась очень тяжко, как и у многих в то время: на их глазах разрушали то, что создавалось веками их дедами и прадедами, гнали из дома, ссылали на каторгу семьями, убивали, топили в Катуни тех, кто не хотел от веры своей отречься. В 1929 году после бунта староверов всю семью Атамановых сослали в Нарым, хотя и не причастны они были к этому событию. Атаманова любили в селе и хлопотали о его освобождении, так как он сделал очень много добра людям. О последних днях его жизни писала внучка Мария Васильевна Атаманова: «Деданька Вахромей очень страдал, умер он не от голода – у нас еще были сухарики – а умер он от горя и переживания за всех нас. Однажды мы вышли и увидели, что он лежит вниз лицом на кучке дров. Рассек лоб, на лбу у него была кровь. Похоронили мы деданьку Вахромея, к могилке его отвезла уймонская Бурка» [4, с. 105–106]. Когда пришли бумаги о его реабилитации, было уже поздно.
У Вахромея Семеновича была сестра – Агафья Семеновна. Внучка Вахромея, Мария Васильевна, так вспоминает о своих родных: «У Агафьи Семеновны каждая волосинка была завита в кудри. Агафья Семеновна (так ее звали в деревне, настоящее имя – Елена) любила независимость в жизни и творчестве. Говорила прибаутками, стихами. А какая была художница! Она готовила сама краски из голубой, красной, белой глины. Варила олифу из конопляного масла. Часто встречалась с художником Григорием Ивановичем Гуркиным, ходила к нему через горы в Анос. Я помню ее наряд: холщовый сарафан, ситцевая рубаха, на голове неряшливо надет платок, из-под него выбиваются волосики. На боку холщовая сумка, где в баночках краски и кисточки» [1].

От кого в Уймоне русский род,
Позабыл за древностью народ.
Только помнит, вспоминает задушевно,
Что жила в Уймоне Агашевна [1].

Она расписывала многие дома в долине Уймона, двери, наличники, потолки, стены, скрыни, а также предметы обихода: мебель, прялки, люльки, квашни, бочонки, кубышки. При этом не пользовалась кистями, а просто макала палец в охру и рисовала. Все расписывалось в древнерусском стиле: фантастические звери, птички, травка, цветики. Все в округе очень высоко ценили мастерство Агашевны, однажды за роспись дома она получила в дар коня. Художник Леопольд Цесюлевич, один из первых исследователей творчества Н.К.Рериха и его пребывания на Алтае, записал, что вспоминают о ней старожилы: «Домик Агашевны, который стоял на берегу реки, возле горы, очень украшал село. Домик был под розовой крышей. Снаружи и внутри окрашен снежно-белой краской с узорами цветов и трав, изображениями птичек и зверей. На окошках – изящная резьба. В одной комнате пол был покрашен под рисунок цветных дорожек, в другой имитировал затейливый персидский ковер. Все украшалось с неудержимой фантазией. Домик ее был буквально сказочным <…> Все удивлялись, как она умеет так чудно красить. И птички, и звери были с характерами – то горделивые, то нахохлившиеся <…> Ее приглашали расписывать избы и в Мульту, и в Коксу, и в Нижний Уймон» [7, с. 49]. В настоящее время в этнографическом «Музее истории и культуры Уймонской долины» в селе Верх-Уймон хранится опечек (нижняя часть русской печи), расписанный Агашевной. Сохранились росписи и в некоторых домах. В музее изобразительного и прикладного искусства Барнаула также есть ее работы – среди экспонатов XIX–XX веков достойное место занимают стенная роспись и вышивка этой сельской мастерицы.
7 марта 1930 года на открытии часовни во имя Преподобного Сергия Николай Константинович произнес такие слова: «Передо мной встают два воспоминания, воскрешающие имя Преподобного Сергия. Одно уже давнишнее, а другое – всего три года назад.
Одно относится к покойному профессору Ключевскому <…> Другое воспоминание относится к нашей экспедиции, когда мы в 1926 году проходили алтайские села, на север и на юг от Белухи и китайский Алтай. Всюду разбросаны старообрядческие села, очень древние, в которых и по сей час сохранилась самая необыкновенная жизнь. Я представляю себе избу, в которой мы остановились. На стене написана красной краской большая чаша. Писала ее тетка Алена. Тут она одна занимается в селе живописным рукоделием. Она и целебными травами лечит в деревне. Она знает, что такое на стене.
– Чашу кто написал?
– Да ведь ты знаешь, я одна занимаюсь.
Да, известно чаша самая лучшая. На той же стене пожелтевший квадрат от висевшей иконы.
– А где же икона?
– А угодник под спудом.
– А когда же он выйдет?
– Вовремя.
И приносит нам она несколько старинных икон. Стараюсь разобрать. На одной из них уже стертое временем изображение.
– А это кто?
– Как? Преподобного не узнал? Ведь это Сам.
– Да кто Сам?
– Да известно – кому русская земля поручена – Сергий.
– А когда же поручена русская земля?
– Изначала.
– Да на какое же время?
– А на все будущее.
– А когда же оно наступит?
– Это Ему лучше знать»
[8, с. 71–72].
Агашевна не могла не вызвать своей необыкновенностью, самобытностью, талантом восхищения у Николая Константиновича. «А вот и Вахрамеева сестра, тетка Елена, – пишет об Агафье Семеновне Рерих. – И лекарь, и травчатый живописец, и письменная искусница. Тоже знает травы и цветики. Распишет охрой, баканом и суриком любые наличники. На дверях и на скрынях наведет всякие травные узоры. Посадит птичек цветистых и желтого грозного леву-хранителя. И не обойдется без нее ни одно важное письмо на деревне. “А кому пишешь-то, сыну? Дай-ко скажу, как писать”. И течет длинное жалостливое и сердечное стихотворное послание. Такая искусница!» [3, с. 283]. Кто знает, может, именно эта искусница и сочинила незамысловатые, но полные добра слова старинного заговора: «Домочек-избушечка. Окладны бревешечки. Наокруг домочка, наокруг дворочка крыша медна, оградка каменна, тын железный. Аминью заперто. Сам Исус Христос в большом углу с Ангелами да Архангелами» [1].
Николай Константинович с женой и сыном остановились в доме у Атаманова на втором этаже. В одной из комнат верхнего этажа была роспись, пылающая красная чаша. Множество раз художник возвращался к мысли об истинном предназначении подобных таинственных чаш, находя их в росписях, скульптурных изображениях, а также в древних изваяниях из камня. Позже он записал в дневнике: «…на стене красная чаша. Откуда? У ворот сидит белый пес. Пришел с нами. Откуда?» [3, с. 290]. «Почти полных две недели изо дня в день продолжалась напряженная работа членов экспедиции. С раннего утра, после легкого завтрака, начинались маршруты пешие или конные, близкие или дальние, строго продуманные по целям…» [14, с. 126]. Собирали минералы, целебные травы, исследовали старые курганы, наскальные рисунки, изучали местные обычаи, наречия, одежду, записывали легенды о чуди, Беловодье, о Белом Бурхане и Ойроте. Рерихи просили крестьян села собирать в разных местах особые камни, а женщины шили под них мешочки. Находки оплачивали, сведения о местах сбора записывали, камни сортировали по мешочкам. В некоторые места совершали специальные поездки. О минеральных богатствах Рерих писал: «Золотые здешние места» [14, с. 128]. Он считал долину между Уймоном и Катандой местом будущего культурного центра: «…Алтай является не только жемчужиной Сибири, но и жемчужиной Азии. Великое будущее предназначено этому замечательному средоточию» [9, с. 68]. «Находили свинец, каменный уголь, золото, железо. Руководил геологическими работами Морис Лихтман. Проводник показывал Рерихам заброшенные шахты, бывший асбестовый завод» [9, с. 67–68]. «У каждого были свои, строго очерченные обязанности <…> Определились и пристрастия индивидуальные: Морис Лихтман, помимо занятий минералами и обдумывания проектов экономического сотрудничества, увлекся записями алтайских народных мелодий; Юрий Николаевич много фотографировал и, очарованный, как и отец, недюжинной личностью Вахромея Атаманова, эпизод за эпизодом снимал на кинокамеру “жизнь его, опыты и науки”, что должно было стать частью большого фильма об Алтае» [9, с. 67]. Но кинопленки погибли во время вынужденной зимовки на тибетском нагорье в 1927 году.
На Алтае Рерихи собирали коллекцию образцов народного костюма, покупали узорчатые пояса, опояски. Любовь Николая Константиновича к народному искусству общеизвестна, а Елена Ивановна и Юрий настолько прониклись красотой и целесообразностью местного одеяния, что постоянно ходили в старообрядческих костюмах. В связи с этим Агафья Зубакина (сестра Вахромея Атаманова) вспоминает: «Сама (Елена Ивановна) была вся беленькая, светлая <…> Шибко красивая была. Длинный сарафан у нее был, долгая одежда. Широкое, очень длинное носила. Вся одежда здешняя <…> А Юра простой, простой был. Двадцать три года ему было. Молод был, а бороду не брил. Здесь рубашку купил коленкоровую. Навыпуск ее носил. Все в ней бегал. Мне та рубашка совсем не нравилась, как у всех мужиков. А она ему почему-то мила была. До дому хотел довезти, осторожно велел стирать, чтобы не полиняла, не порвалась» [9, с. 67]. Упросили Агафью Семеновну одеться в бухтарминскую одежду: цветной сарафан и шаль. «Юра меня со всех сторон снимал. Вместе с батюшкой отовсюду фотографировали. Юра говорил: “Будешь у нас по стенке бегать”» [9, с. 68]. Сохранившийся здесь, в Верх-Уймоне, мир векового славянского уклада вдохновил Рериха написать этюд девушки в древнерусском наряде, в цветастом сарафане, в шали. Позировала ему сельская красавица Варвара Ипатьевна Бочкарева.
Староверы не допускали небрежности ни в чем. Чистота в быту, взаимоотношения между людьми — покорили семью Рерихов. Крестьянские избы были некрашены и их шоркали (чистили, драли) песком и голиками (веник без листвы). «Чистота в красоте, красота в чистоте». «Где чисто, там Ангелов сто. Где грязно, там ни одного». «Не та жена любит, которая ласкает, а та жена любит, у которой все сверкает». «Плохая хозяйка – плачет дом, плохой хозяин – плачет двор». «Каково крыльцо, таково и лицо». «За домом, как за невестой, ухаживать надо» [1].
Во время поездок Николай Константинович много беседовал с Вахромеем Семеновичем. Однажды они находились в пяти километрах от Верхнего Уймона недалеко от Тихоньского плеса. Так называют тихую заводь на Катуни. Слова, сказанные староверу Николаем Константиновичем, старожилы долго друг другу пересказывали. Фекла Семеновна Атаманова вспоминала: «Редкий человек был Рерих. Сказал он Вахромею: “Запомни, может, и я не доживу, и ты не доживешь. Детям своим накажи, здесь, обязательно, будет деревня”» [1]. Так и вышло. В 1930-е годы, после становления колхозов, возникла на этом месте деревня Тихонькая.
«Эта строительная хозяйственность, нетронутые недра, радиоактивность, травы выше всадника, лес, скотоводчество, гремящие реки, зовущие к электрификации, – все это придает Алтаю незабываемое значение» [10, с. 29]. Богатство Уймонской долины заключалось не только в рудниковых залежах. Необычайный растительный и животный мир восхищал и удивлял Николая Константиновича. В поездках по горам собирали целебные травы, маралий корень. У Лаптева, работавшего агентом «Заготпушнины» в Верхнем Уймоне и часто общавшегося с Рерихами, были закуплены маральи рога, используемые для лечебных целей. В книге «Алтай – Гималаи» есть такие строки: «Рога марала и мускус кабарги доныне являются ценным товаром. Нужно исследовать целебные свойства толченого рога марала. Весенняя кровь, налившая эти мохнатые рога, конечно, напитана сильными отложениями. В чем разница мускуса тибетского барана от мускуса алтайской кабарги? Кабарга питается хвоей кедра и лиственницы. Алтайцы жуют хвойную смолу. Все качества мускуса должны быть исследованы» [3, с. 290].
Объектом пристального внимания экспедиции были древности Алтая. Для Рериха, как археолога, известного своими раскопками древних русских городов, большой интерес представляли многочисленные курганы. В дневниках Николая Константиновича упоминаются «каменные бабы», «оленьи камни», «керексуры», «кезеры». Многие их этих памятников относятся к уйгурской эпохе, X–XIV векам. В долине находится множество пещер, о которых ходят легенды. Старожилы говорят, что по ним можно добраться до самых Гималаев.
Ежедневно Николай Константинович с проводником выезжал в горы на этюды. И основным у него было – «устремление к художественной работе». Рерих писал этюды везде, не расставаясь с мольбертом. «Даже к седлу был прикреплен маленький ящичек – этюдник, и на ходу лошади он набрасывал красками пейзажи. Это редчайший случай такой художественной работы» [5, с. 26]. Он побывал на белкáх – Студеном, Погорелка, Большой Батун, Малый Батун с целью посмотреть на Белуху и выполнить ряд зарисовок и этюдов. Один из них хранится в Лувре. Особой частью программы экспедиции являлось посещение святыни Алтая – горы Белуха. На Алтае Белуху называют Уч-Сюре – жилище Богов, соответствует монгольской Сумер и индийской Сумеру. Белуха, эта Сумеру Азии, стоит белоснежным свидетелем прошлого и поручителем будущего. Белуху художник писал многократно. Высочайшая гора Алтая расположилась среди хребтов, и увидеть ее было непросто. Этюды горы Николай Константинович делал с нескольких точек. С Вахромеем Атамановым они поднимались на Теректинский хребет, параллельный Катунскому, чтобы с его вершины увидеть Белуху издали. Ездили к подножию Белухи с северной стороны вдоль реки Кучерлы. Картина «Белуха» написана с южного склона горы. Гору удалось увидеть в ясную погоду, что случается нечасто. Картина «Белуха» написана в звонких и чистых тонах. Ясно читаются Западная и Восточная вершины, отчетливо рисуется на переднем плане ледник Геблера, за ним заснеженный Раздельный хребет, пересекающий ледники Катунский и Берельский. «Семнадцатого августа увидели Белуху. Было так чисто и звонко. Прямо Звенигород» [3, с. 291]. «Владычица Алтая, белоснежная гора Белуха, питающая все реки и поля, готова дать свои сокровища» [10, с. 30].
В дневнике этого периода Николай Константинович записывает: «Начата картина “Сосуд нерасплесканный”. Самые синие, самые звонкие горы. Сама чистота <…> И несет он с горы сосуд свой» [3, с. 291]. Картина закончена в Монголии в 1927 году. По словам специалистов, высокогорный пейзаж на картине очень напоминает Белуху с юго-восточной стороны. На переднем плане человек несет чашу, чашу знаний, чашу мудрости. Сам художник так охарактеризовал сюжет этой картины: «…не для себя он ее несет. Он ее несет по поручению оттуда и туда, куда ему заповедано. Для сокращения пути он пройдет и катакомбами, и проведет ночь в пещере, может быть, и недоспит, и забудет о еде – ведь не для себя он идет. Служение человечеству не есть какая-то самомнительная фразеология <…> В творчестве, в помощи, в ободрении, в просвещении, во всех исканиях достижений перед человеком будет то же Служение» [11, т. 1, с. 365–367].
Издревле староверы говорили о Беловодье: «Берега кисельные и реки молочные, все любят друг друга, никто никого не обидит». Кандидат исторических наук Лариса Мукаева в своей работе «Прибежище русского раскола» отмечает: «…в раскольничьей среде стали складываться легенды о богатой и привольной стране Беловодье, где можно сохранить “древлеотеческую” веру, где Господь щедрой рукой рассыпал всякого добра на поживу человека. Ее прообразом стали вольные старообрядческие сообщества Южного Алтая, крестьянский социум раскольников Бухтарминского края» [12]. Были особые листки, своеобразные путеводители до Беловодья. «На Беловодье надобно ехать до города Бийска, а потом по Смоленской области до деревни Устюбы. Потом путь пройдет через горы каменные, снеговые. И тут есть деревня Уймон, есть и люди тут, которые поведут дальше» [6, с. 15]. Н.К.Рериху старики рассказывали: «Беловодье! Дед Атаманова и отец Огнева ходили искать Беловодье <...> Через Кокуши горы, через Богогорше, через Ергор – по особой тропе. Бывает, что и беловодские люди выходят верхом на конях по особым ходам по Ергору. Также было, что женщина беловодская вышла давно уже. Ростом высокая, станом тонкая, лицом темнее, чем наши. Одета в долгую рубаху, как бы в сарафан. Сроки на все особые» [3, с. 281]. «Ликом строгая и темнее наших. Ходила по народу – помощь творила, а затем ушла назад в подземелье. Тоже приходила из Святой Страны» [13, с. 234].
Фекла Семеновна Атаманова так рассказывала о Беловодье: «Надо искать Беловодье, потому что там горячие, целебные воды. Да не дается оно всем, Беловодье-то. Недостойный, неправедный душой не попадет туда. Беловодье-то, сказывают, между Бухтармой и Китаем. Широко место то. Старики говорили: “Есть оно, Беловодье-то, есть. Добраться туда не легко, подойдут люди близко-близко, на другом берегу петухи кричат, коровы мычат, а туман-то, туман, синё аж! Застелет все. Кто не грешный-то, тот и проходил поди”» [6, с. 24]. Жители Уймона говорили, что и Рерихи побывали там, в Беловодье. Доктор исторических наук В.Е.Ларичев в работе «Н.К.Рерих и сотоварищи в Сибири» приводит рассказ дочери Атаманова – Агафьи Вахромеевны Зубакиной: «Они (Рерихи) и на Беловодье были! Три дня там гуляли. Идешь, с одной стороны – горы, с другой – болота. Никто не может доехать. Туман покрывает, только петухи слышны. А им раскрылось. Фотографии показывали оттуда. Василисе скатерть подарили, кому-то рубаху оттуда. Скатерть белая, вышитая черными цветами. Шаль белую, вязаную. Из Беловодья всё». Нашлись, правда, бородатые скептики, кто хотел сбить с толку Агафью, ядовито спрашивая: «Чего ж они на Беловодье не остались, коли там были?» Рассказчица, однако, парировала сомневающихся вполне уверенно: «А сам (Н.К.Рерих) ответил, что и другие страны повидать надо, и многое что сделать» [14, с. 129]. Староверы, поминая о Беловодье, вымолвят: «Люби людей, чтобы люди любили тебя». «Уважай себя, так и люди уважат тебя». «Не то мудрено, что переговорено, а мудрено, что не выговорено». «Остро слово сердцу больно». «Прибереги язык в беседе, а сердце в гневе». «Лучше ногою запнуться, чем языком» [1].
Чудесная природа, памятники древности, прекрасные легенды о Беловодье, о Белом Бурхане и его добром друге Ойроте, о таинственном народе чудь – все вдохновляло художника на создание новых полотен. Уймонский край часто называют краем сказаний и легенд. Рассказывают о тайных ходах и пещерах, через которые ушли хранители сокровенных знаний, но они часто возвращаются и приходят к праведникам. Н.К.Рерих записал в 1926 году легенду об алтайской чуди: «Вот здесь и ушла чудь под землю. Когда Белый Царь пришел Алтай воевать и как зацвела Белая береза в нашем краю, так и не захотела чудь остаться под Белым Царем. Ушла чудь под землю и завалила проходы каменьями. – Сами можете видеть их бывшие входы. Только не навсегда ушла чудь. Когда вернется счастливое время и придут люди из Беловодья, и дадут всему народу великую науку, тогда придет опять чудь, со всеми добытыми сокровищами» [13, с. 238]. В книге «Уймонские староверы» мы читаем, как Лука Осипатрович Огнев рассказывал: «Не захотели люди подчиняться Белому царю за то, что он преследовал праведников. Выкопали они большие-пребольшие ямы, поставили в ямы столбы, на столбы крышу, навалили на крышу камней и земли, а потом притащили в яму весь свой скарб, загнали туда же скотину, привели все свои семьи и подрубили столбы. Эти ямы можно и сейчас в Уймоне тамо-ка, за притором, увидеть. И долго еще народ находил в этих ямах самые разные вещи. И называли эти ямы у нас в Уймоне чудью…» [6, с. 21].
Николай Константинович Рерих посвятил Алтаю ряд живописных работ: «Ойрот – вестник Белого Бурхана» (1925), «Подземный народ» (1929–1930), «Богатыри проснулись» (1940), «Клад захороненный», «Ковка меча» (1942), «Святогор», «Победа» (1942). Последняя из них входит в «Богатырскую серию», написана как раз после победы наших войск под Москвой. Это обобщенный образ Ивана Стотысячного, отстоявшего свою Родину в тяжелых боях. На втором плане горы, и не просто горы, а именно Белуха, изображенная в том же ракурсе, что и на этюде, хранящемся в Лувре. Предвосхищение победы русского народа в Великой Отечественной войне, вера в непобедимость и несломимость русского духа, в Высшую справедливость, в будущее России, свободной от любого насилия – вот что художник отразил на полотне задолго до окончания войны. Эта картина была в 1975 году подарена Святославом Николаевичем сибирским ученым. Свято-слав Николаевич писал: «С большим удовольствием приношу в дар Сибирскому отделению Академии наук картину Николая Константиновича “Победа”. В этой картине сочетались его непоколебимая вера в Родину и прогноз великого будущего» [15, с. 134]. Почему же именно Белуха изображена на полотне художника? Можно много и долго говорить об этом, можно найти разные предположения, но, наверное, самое верное будет то, что у Рериха, всю жизнь свою стремившегося попасть назад в Россию, жило желание провести остаток своих лет на Алтае. А Белуха, как символ Алтая и России, в целом, конечно же, наиболее яркое и наиболее точное отражение дум и чаяний художника, его любви и преданности Родине. Мы так считаем. Ко всему прочему, самая последняя, неоконченная картина художника «Приказ Учителя» отражает ту же тему любви к Родине, и мы видим на ней ту же гору – Белуху. Когда писалась эта картина, прошло более 20 лет со времени пребывания Рериха на Алтае, а память все воскрешала любимые места, и сердце его устремлялось домой – послужить Отечеству.
Изучение этнографии тех мест, где проходила экспедиция Н.К.Рериха, имело очень важное значение в работе всей экспедиции. Великий Рерих не мог не интересоваться жизнью народа, он глубоко изучал ее и, конечно же, видел, как богата духовными ценностями простая крестьянская жизнь. И что эти ценности надо хранить и изучать. Он утверждал, что в этих местах имеются все условия для создания в будущем большого научного и культурного центра. Хотел назвать этот город Звенигород. Он говорил, что это будет город будущего, город солнца. Говоря о Звенигороде, он, несомненно, мечтал, что и добро, и красота, и уважение, и любовь, и прощение – найдут достойное место в этом городе.
Алтай весь напитан духом древней старины. Духовные стихи, легенды, сказки, пословицы, поговорки не канули в Лету, а остались вместе с народом. Посидят старики, подумают, разговорятся, и в разговоре появляется то пословица, то поговорка, то притча, то легенда: «Летела Святая птица, а рядом с ней птицы поганые. Они ее били, клевали, перышки у ней выщипывали. А она летит и летит. Кругом монастыри, церкви. Зовут люди птицу к себе:
– Лети к нам, мы спасем тебя.
А она летит и летит. Летела, летела, на край поля села, а там пахарь пахал. Пала Святая птица пахарю в ноги и говорит:
– Возьми меня к себе, я твоя.
Поднял пахарь птицу, прижал к себе, отогнал поганых птиц. А тут и люди из монастырей да церквей подошли. Все шумят, кричат:
– Отдай нам Святую птицу, она наша.
– Как же я ее отдам? Ведь Святая птица ко мне прилетела, сказала, что она моя.
– Твоя?! Да ты хоть крещеный?
– А я не знаю.
– Да ты хоть в церковь ходишь?
– Да некогда мне, ведь я пашу и пашу.
– Да ты хоть одну молитву знаешь?
– Только Исусову молитву и знаю.
И тогда Святая птица вымолвила:
– Не троньте вы его! Он – Святой! А я его Святая птица. Он всех нас кормит, поит, трудится. В труде греха нет. Бог любит труд. А Исусова молитва его приведет и выведет»
[1].
Обычаи, традиции передаются из поколения в поколение. «Человека-то всегда надо до воротчиков проводить, не человека провожаешь, а Ангела». А не смогут встать и проводить, то выговорят: «Отходили мои ноженьки по торной дороженьке, отсмотрели мои глазоньки на окошки-мазанки». С самого раннего детства было наказано-перенаказано: «Люди не увидят, не узнают, а Боженька все видит. Он камешком-то и ударит». Нельзя обидеть ни старого, ни малого. «Стар да мал дважды глуп». «Не обижай человека на земле». Особое отношение было к родителям. Отца почитали, как Бога: «Как Бог до людей, так отец до детей». При маме даже громко не говорили: «При мамоньке родной и цветы цветно не цветут» [1].
Изучая наследие Рерихов, давайте позаботимся, чтобы сохранить для потомков самое чистое, самое ценное из жизни народа. Чтобы мы могли с гордостью сказать: «Так жили люди!» Старики говорят: «Деревня на крепких (справедливых) держится. Вот у крепких и надо спрашивать как люди жили. А если не успеем – оглянемся, а спросить будет некого» [1]. Это маленькая частица той работы, что задумана была Николаем Константиновичем на Алтае. В Уймонской долине почти в каждой школе есть либо краеведческий музей, либо уголки, в которых дети под руководством учителя-наставника приобщаются к истории и культуре своего народа. Не зря в эти места пришел Николай Константинович Рерих. Одно из самых красивейших и заповедных мест на земле наша Уймонская долина, Верх-Уймон. Поэт-сказитель Алтая Таныспай Шинжин посвятил ей, долине Уймонской, такие строки:

Долина Оймона
Просторна легла.
Долина Оймона
Тиха и светла.
Здесь что ни гора –
То легенда, то быль.
Здесь что ни ущелье –
Начало судьбы.
Здесь что ни тропа,
То начало пути,
Пути, по которому
К счастью идти.

Одно из значений в переводе с тюркского слова «уймон» – это «десять моих мудростей», а татары и башкиры утверждают – «тысяча мудростей». Полюбили Рерихи Алтай и мечтали по возвращении на Родину жить только здесь, хотя их мечтам и не суждено было сбыться. Но наш трудолюбивый и душевный народ чтит память великого художника и человека – в Верхнем Уймоне в настоящее время работают два музея, посвященные пребыванию на Алтае Николая Константиновича Рериха и его сподвижников. Кроме них в Верх-Уймоне в настоящее время действует муниципальный, автономный Музей истории и культуры Уймонской долины. Планируется создание целого этнографического комплекса под открытым небом. Создатели его надеются на помощь и поддержку людей, которым небезразлична история своей страны, на тех, кому не на словах, а на деле дорого имя Николая Константиновича Рериха.
«“Чудна Русь!”, – говорили отшельники, когда доходили до них вести о чудесах, которые происходят в центрах. “Чудна Русь!”, – восклицаем мы сейчас, когда добираемся до таких окраин, как Верхний Уймон, где многое, в том числе богатая и крепкая душа человеческая, остались в целости и сохранности. Удивительное село, удивительный край, удивительные люди», – писал в книге посетителей музея современный писатель Валентин Распутин.
А Н.К.Рерих в своем путевом дневнике записал такие слова: «Приветлива Катунь. Звонки синие горы. Бела Белуха. Ярки цветы и успокоительны зеленые травы и кедры. Кто сказал, что жесток и неприступен Алтай? Чье сердце убоялось суровой мощи и красоты?»
[3, с. 291].

Литература

1. Полевой материал Р.П.Кучугановой.
2. Чорос-Гуркин Г.И. Алтай и Катунь. Ак-Чечек, 1994.
3. Рерих Н.К. Алтай – Гималаи: Путевой дневник. Рига: Виеда, 1992.
4. Фосдик З.Г. Мои Учителя: Встречи с Рерихами. М.: Сфера, 1998.
5. Альманах «Рериховский вестник». Санкт-Петербург – Извара – Барнаул – Горно-Алтайск, 1992.
6. Кучуганова Р.П. Уймонские староверы: Заговоры. Старинные рецепты. Пословицы. Поговорки. Народные приметы. Новосибирск: Изд-во «Сибирское соглашение», 2000.
7. Цесюлевич Л.Р. Цит. по: Кучуганова Р.П. Уймонские староверы. Новосибирск: Изд-во «Сибирское соглашение», 2000.
8. Рерих Н.К. Преподобный Сергий // Рерих Н.К. Душа народов. М.: МЦР, 1995.
9. Цесюлевич Л.Р. Рерих на Алтае // Альманах «Алтай». 1974. № 3.
10. Рерих Н.К. Сердце Азии. Минск: Университетское, 1991.
11. Рерих Н.К. Листы дневника. В 3 т. Т. 1. М.: МЦР, 1995.
12. Мукаева Л. Прибежище русского раскола // Уймонские вести. 24 июля. 2008 г.
13. Рерих Н.К. Цветы Мории. Пути благословения. Сердце Азии. Рига: Виеда, 1992.
14. Ларичев В.Е., Маточкин Е.П. Рерих и Сибирь. Новосибирск: Новосибирское книжное издательство, 1993.
15. Цит. по: Беликов П.Ф. Святослав Рерих: жизнь и творчество. М.: МЦР, 2004.