ТРУЖЕНИКИ МОРЯ И ТЕ, «КТО ЕСТ ЗА СТОЛОМ»
Рядом с гаванью, чуть в стороне от набережной, есть улица Джордж Роуд. Она совсем непохожа на улицу Святого Георгия. За прочными каменными заборами стоят двухэтажные особняки. Пышные кроны тропических деревьев глядят из-за оград. Шпиль католической церкви господствует над улицей. Большинство прихожан этой церкви хорошо одетые люди. Они подъезжают к ней на своих машинах. И на улице Святого Георгия и на Джордж Роуд живут парава. Но парава разные. Если обитатели улицы Святого Георгия выходят в океан на узких каное нырять за жемчугом и чанком, ловить рыбу, доставать со дна куски кораллов, с раннего утра заняты в гавани на погрузочных работах, ведут шхуны на внешний рейд, плавают матросами на парусниках в Коломбо, Бомбей и Каликат, то жители Джордж Роуд предпочитают сидеть в своих конторах, подписывать банковские чеки, подсчитывать деньги и запирать их в массивные стальные сейфы, изготовленные английской фирмой «Годрей». Им принадлежат грузовые шхуны, парусники, товарные склады у гавани, ростовщические конторы, двухэтажные особняки, сложенные из коралловых глыб. Они скупают рыбу, священный чанк, жемчуг и арендуют соляные поля за городом. Парава с улицы Святого Георгия называются тружениками моря. Парава с Джордж Роуд — «те, кто ест за столом». По-тамильски — месайкарар. За столами особняков Джордж Роуд едят жирную баранину и первосортный рис. В тех, «кто ест за столом», течет кровь королей и старейшин парава.
Потомки правителей парава превратились в предприимчивых бизнесменов. Они умнее, чем их предки. Правда, прародители немало оставили им, теперешним дельцам. Первые грузовые шхуны и парусники были куплены на их деньги и жемчуг. Но потомки достигли большего. Труженики моря никогда так не работали на короля и старейшин, как работают они сейчас на судовладельцев и купцов с Джордж Роуд.
В прошлое ушли времена короля и старейшин, но древние традиции живут. Труженики моря обитают в северной части Тутикорина, а те, «кто ест за столом», — в южной.
Аристократия парава свято соблюдает свою родовую чистоту. Браки между представителями двух групп не допускаются. «Владеющий богатством и властью да владеет им вечно, — говорят месайкарар, — рожденные трудиться в море, пусть останутся ими». Но жизнь имеет свои законы, и в последние годы несколько стерлась граница между поселениями месайкарар и тружеников моря.
Мне очень хотелось познакомиться с теми, «кто ест за столом».
— У меня есть друг, — сказал мне инспектор Баскар. — Он принадлежит к этим людям. Несколько лет назад его выбрали в муниципалитет. Сейчас он заместитель председателя муниципального совета. Если хотите, мы зайдем к нему.
Двухэтажный особняк Джулиана Вилавараяра находился в конце Джордж Роуд. По широкой лестнице мы поднялись на второй этаж. Слуга провел нас через анфиладу просторных комнат в кабинет хозяина. Высокие резные спинки темных кресел придают кабинету сходство с лондонской конторой. На этажерке у стола книги: «Рабочее законодательство», «Бизнес в XX веке», справочники пароходных компаний, переплетенные отчеты муниципалитета. Джулиан Вилавараяр сидит за большим письменным столом. Мадонна с младенцем смотрит с деревянных резных часов. На стенах портреты предков.
Джулиану не более тридцати лет. Его английское произношение безупречно.
— Я слышал уже о вас, — сказал он мне, пожимая руку, — наш город небольшой, а иностранцы не столь частые гости у нас. Особенно из такой страны, как ваша. Очень много дел, — вздохнул Джулиан, — и в муниципалитете, и в офисе, и в гавани. Вертишься как белка в колесе. Тебе, Баскар, небось так не приходилось.
— К сожалению, нет, — серьезно ответил Баскар.
— Он еще и сожалеет! Вы слышали? — Вилавараяр всем корпусом поворачивается в мою сторону. — Служит и не знает горя. А я?
— Что же вам приходится делать?
— О, у бизнесмена всегда много дел. Одни грузовые шхуны чего стоят. Вот послушайте. У меня было четыре шхуны. Одна даже в Коломбо ходила, но я ее продал. Теперь две разгружают корабли на внешнем рейде, а одна возит товары между Каликатом и Бомбеем. Вы думаете легко с ними управляться? Теперь все умные стали. Пока с матросами уладишь дела, семь потов сойдет. Это раз. Потом соль. Ты же знаешь, Баскар, я связался с этой проклятой солью. Тоже дел выше головы. Ну, всего не перечислишь. Я же сказал: кручусь как белка в колесе.
— Ну, а доходы?
— Доходы? Есть, конечно. Вилавараяры свое не упустят. — Он самодовольно смеется. — С трех шхун у меня месячного дохода полторы-две тысячи рупий, с соляных полей — пятнадцать тысяч, а то и больше в год. Потом еще разные операции приносят прибыль.
Об «операциях» Джулиан не распространяется. Позже я узнала, что он занимается и ростовщичеством.
— Жить можно. Но сколько труда, сколько труда! — патетически восклицает он и воздевает пухлые холеные руки.
— А сколько человек у вас занято на шхунах?
Джулиан роняет руки на стол.
— Тридцать-тридцать два человека. Упрямы и несговорчивы как ослы. Видите ли, я им мало плачу. Подумать только! А что я могу? Мы получаем деньги за весь объем разгрузочно-погрузочных работ. Половина всех денег моя. — Рука Вилавараяра сжимается в кулак. — Моя, потому что шхуны мои. Из остальных две части принадлежат капитану и одна часть команде. А команда — десять человек на каждой шхуне. Вот и получается по семидесяти рупий в месяц на брата. А если повезет, то и по сто.
Я вспоминаю черные паруса грузовых шхун. Они уходят на внешний рейд еще до рассвета. Возвращаются после захода солнца. Двенадцать часов каторжного труда и только семьдесят рупий...
Меня раздражают холеные руки Вилавараяра, его нагловатый взгляд.
— Скажите, вы, кажется, тот, «кто ест за столом»?
Джулиан брезгливо морщится.
— Где вы услышали это выражение? Это же жаргон парава. Язык ныряльщиков и матросов.
— Язык, не лишенный выразительности и точности.
— Вы так думаете? Мои предки, действительно, принадлежали к правящему роду. Парава ведь делились на две группы, знаете, как короли и рабы? Мы правили, а труженики моря на нас работали.
— Сейчас, кажется, тоже так?
— Ну что вы, — примирительно произносит он. — Ведь я современный бизнесмен, я их ни к чему не принуждаю. Бог тому свидетель, — и он поднимает глаза к деревянной мадонне с младенцем.
— У вас много дел, мы не будем отрывать вас от них.
— Что вы, что вы, для таких гостей я всегда рад сделать что могу, — говорит с явным облегчением Вилавараяр. — Вы можете воспользоваться моим автомобилем.
— Нет, — отвечаю я. — Мы пойдем пешком. — Лицо Баскара становится несчастным, как тогда в моторной лодке.
Но я уже спускаюсь по лестнице. Я не хочу, чтобы Гомес или Фернандес, Педро или Чалиа Фернандо видели меня в машине Вилавараяра. Они труженики моря, и если вы хотите с ними дружить, то не ездите в автомобилях тех, «кто ест за столом».
Потомки правителей парава превратились в предприимчивых бизнесменов. Они умнее, чем их предки. Правда, прародители немало оставили им, теперешним дельцам. Первые грузовые шхуны и парусники были куплены на их деньги и жемчуг. Но потомки достигли большего. Труженики моря никогда так не работали на короля и старейшин, как работают они сейчас на судовладельцев и купцов с Джордж Роуд.
В прошлое ушли времена короля и старейшин, но древние традиции живут. Труженики моря обитают в северной части Тутикорина, а те, «кто ест за столом», — в южной.
Аристократия парава свято соблюдает свою родовую чистоту. Браки между представителями двух групп не допускаются. «Владеющий богатством и властью да владеет им вечно, — говорят месайкарар, — рожденные трудиться в море, пусть останутся ими». Но жизнь имеет свои законы, и в последние годы несколько стерлась граница между поселениями месайкарар и тружеников моря.
Мне очень хотелось познакомиться с теми, «кто ест за столом».
— У меня есть друг, — сказал мне инспектор Баскар. — Он принадлежит к этим людям. Несколько лет назад его выбрали в муниципалитет. Сейчас он заместитель председателя муниципального совета. Если хотите, мы зайдем к нему.
Двухэтажный особняк Джулиана Вилавараяра находился в конце Джордж Роуд. По широкой лестнице мы поднялись на второй этаж. Слуга провел нас через анфиладу просторных комнат в кабинет хозяина. Высокие резные спинки темных кресел придают кабинету сходство с лондонской конторой. На этажерке у стола книги: «Рабочее законодательство», «Бизнес в XX веке», справочники пароходных компаний, переплетенные отчеты муниципалитета. Джулиан Вилавараяр сидит за большим письменным столом. Мадонна с младенцем смотрит с деревянных резных часов. На стенах портреты предков.
Джулиану не более тридцати лет. Его английское произношение безупречно.
— Я слышал уже о вас, — сказал он мне, пожимая руку, — наш город небольшой, а иностранцы не столь частые гости у нас. Особенно из такой страны, как ваша. Очень много дел, — вздохнул Джулиан, — и в муниципалитете, и в офисе, и в гавани. Вертишься как белка в колесе. Тебе, Баскар, небось так не приходилось.
— К сожалению, нет, — серьезно ответил Баскар.
— Он еще и сожалеет! Вы слышали? — Вилавараяр всем корпусом поворачивается в мою сторону. — Служит и не знает горя. А я?
— Что же вам приходится делать?
— О, у бизнесмена всегда много дел. Одни грузовые шхуны чего стоят. Вот послушайте. У меня было четыре шхуны. Одна даже в Коломбо ходила, но я ее продал. Теперь две разгружают корабли на внешнем рейде, а одна возит товары между Каликатом и Бомбеем. Вы думаете легко с ними управляться? Теперь все умные стали. Пока с матросами уладишь дела, семь потов сойдет. Это раз. Потом соль. Ты же знаешь, Баскар, я связался с этой проклятой солью. Тоже дел выше головы. Ну, всего не перечислишь. Я же сказал: кручусь как белка в колесе.
— Ну, а доходы?
— Доходы? Есть, конечно. Вилавараяры свое не упустят. — Он самодовольно смеется. — С трех шхун у меня месячного дохода полторы-две тысячи рупий, с соляных полей — пятнадцать тысяч, а то и больше в год. Потом еще разные операции приносят прибыль.
Об «операциях» Джулиан не распространяется. Позже я узнала, что он занимается и ростовщичеством.
— Жить можно. Но сколько труда, сколько труда! — патетически восклицает он и воздевает пухлые холеные руки.
— А сколько человек у вас занято на шхунах?
Джулиан роняет руки на стол.
— Тридцать-тридцать два человека. Упрямы и несговорчивы как ослы. Видите ли, я им мало плачу. Подумать только! А что я могу? Мы получаем деньги за весь объем разгрузочно-погрузочных работ. Половина всех денег моя. — Рука Вилавараяра сжимается в кулак. — Моя, потому что шхуны мои. Из остальных две части принадлежат капитану и одна часть команде. А команда — десять человек на каждой шхуне. Вот и получается по семидесяти рупий в месяц на брата. А если повезет, то и по сто.
Я вспоминаю черные паруса грузовых шхун. Они уходят на внешний рейд еще до рассвета. Возвращаются после захода солнца. Двенадцать часов каторжного труда и только семьдесят рупий...
Меня раздражают холеные руки Вилавараяра, его нагловатый взгляд.
— Скажите, вы, кажется, тот, «кто ест за столом»?
Джулиан брезгливо морщится.
— Где вы услышали это выражение? Это же жаргон парава. Язык ныряльщиков и матросов.
— Язык, не лишенный выразительности и точности.
— Вы так думаете? Мои предки, действительно, принадлежали к правящему роду. Парава ведь делились на две группы, знаете, как короли и рабы? Мы правили, а труженики моря на нас работали.
— Сейчас, кажется, тоже так?
— Ну что вы, — примирительно произносит он. — Ведь я современный бизнесмен, я их ни к чему не принуждаю. Бог тому свидетель, — и он поднимает глаза к деревянной мадонне с младенцем.
— У вас много дел, мы не будем отрывать вас от них.
— Что вы, что вы, для таких гостей я всегда рад сделать что могу, — говорит с явным облегчением Вилавараяр. — Вы можете воспользоваться моим автомобилем.
— Нет, — отвечаю я. — Мы пойдем пешком. — Лицо Баскара становится несчастным, как тогда в моторной лодке.
Но я уже спускаюсь по лестнице. Я не хочу, чтобы Гомес или Фернандес, Педро или Чалиа Фернандо видели меня в машине Вилавараяра. Они труженики моря, и если вы хотите с ними дружить, то не ездите в автомобилях тех, «кто ест за столом».