Проблемы кочевой цивилизации в историческом наследии Юрия Рериха

В.А.Воропаева,
профессор Кыргызско-Российского Славянского университета,
Кыргызстан

Центральная Азия была колыбелью и местом встречи многих азиатских цивилизаций, и в труднодоступных горных долинах до наших дней сохранились многие бесценные лингвистические и этнографические материалы, которые могут послужить реконструкции прошлого Азии.
Ю.Н.Рерих

Эти слова Ю.Н.Рерих написал в далёком 1929 году, но они актуальны и сегодня. Исследование кочевого Востока являлось одной из наиболее актуальных задач исторической науки ХХ века. Культура традиционной цивилизации кочевников Центральной Азии, хранившая предания веков и включавшая в себя мало изменившийся со времен Средневековья быт, способ ведения хозяйства, претерпевала процесс стремительной трансформации. Поэтому научный интерес к кочевому Востоку прозвучал как «вызов» времени, угрожающему навсегда сокрыть в своих глубинах кочевые культуры прошлого. Этот «вызов» звучит и сегодня.
Ю.Н.Рерих активно включился в исследование истории кочевого Востока, обладая огромным багажом знаний. За годы учёбы в Европе блестяще освоивший философию и культуру Запада, великолепно владевший многими западными языками, талантливый лингвист, историк, этнограф, археолог, энциклопедически образованный учёный, он уже в своё время представлял то синтетическое направление востоковедения, которым могла гордиться не только российская, но и мировая наука. Знание восточных языков и диалектов позволило ему до тонкости изучить культуру Востока, его историю и философию. Он создал блестящие труды по культуре кочевников и по праву признан одним из основателей номадистики ― науки о кочевниках.
Труды, где Ю.Н.Рерих изложил результаты своих исследований, проведённых в Центрально-Азиатской экспедиции, свидетельствуют об огромной значимости выдвинутых им идей. Многие из них до сих пор не получили должной оценки учёного мира. «Тибетская живопись» (1925), «Современная тибетская фонетика» (1928), «Монголия. Путь завоевателей» (1929), «Звериный стиль у кочевников Северного Тибета» (1930), «По тропам Срединной Азии» (1931) ― через эти труды, опубликованные по горячим следам экспедиции, просматривается важнейшая для сегодняшнего дня проблема исследования духовного и психологического мира кочевников, а через неё ― идея о едином культурном пространстве Евразии.
К сожалению, современные учёные смогли прочитать некоторые труды Ю.Н.Рериха только после перевода их на русский язык и публикации в 1990-е годы.
7―9 октября 2002 г. на Международной научно-общественной конференции, прошедшей в МЦР и посвящённой 100-летию со дня рождения Ю.Н.Рериха, кыргызский учёный И.Б.Молдобаев выступил с докладом «К вопросу о сравнительном изучении эпосов “Гесэр” и “Манас” в свете трудов Ю.Н.Рериха». Это была «первая ласточка» в подходах к проблеме роли эпоса в едином культурном пространстве кочевой цивилизации в связи с творческими исканиями Ю.Н.Рериха. Кыргызский археолог В.Д.Горячева сообщила о памятниках буддизма на территории Кыргызстана.
Немалое место в творчестве Юрия Рериха занимает проблема рождения кочевых империй. Этой огромной проблеме, начиная с древнейших времен, посвящен труд Ю.Н.Рериха «История Средней Азии», в котором содержится научное обобщение его исторических концепций по проблемам кочевой цивилизации. Эта книга на русском языке написана в основном ещё в 1936―1939 гг. (дорабатывалась автором до последних его дней), однако первый её том увидел свет только в 2004 г. [1] Предисловие подготовлено киргизскими учёными академиком В.М.Плоских и Председателем Тянь-шаньского общества Рерихов Е.В.Трояновой.
Увлечение Ю.Н.Рериха историей Средней Азии возникло ещё в годы учебы, а первое прямое соприкосновение с ней ― во время Центрально-Азиатской экспедиции 1923―1928гг. Она происходила в той части Земли, откуда «почти две тысячи лет волна за волной неукротимые кочевые племена бросали под копыта своих коней могучие цивилизации и порабощали целые народы» [2, с. 288]. За особую приверженность к номадистике ученики Ю.Н.Рериха назвали его «Рыцарем кочевой цивилизации».
Китайские источники свидетельствуют, что на выжженных пустынным солнцем берегах озера Кыргыз-Нур, поросших ксерофитными колючками и кустистой солянкой, когда-то жили и древние кыргызы. В период кыргызского великодержавия их территория увеличилась в десятки, а то и в сотни раз, но население по численности оставалось почти прежним. В 2001 г. монгольский археолог, профессор Д.Баяр при раскопках недалеко от озера Кыргыз-Нур обнаружил хорошо сохранившиеся, искусно выполненные доспехи кыргызского воина XI―XII вв. ― ряды железных пластин чередовались с позолоченными, панцирь сверкал на солнце.
Эти находки подтверждают предположение, скорее, утверждение Юрия Рериха о Центральной Азии как колыбели, месте встречи многих азиатских цивилизаций [3, с. 237]. В жарком пламени истории, как в колоссальной доменной печи, плавились судьбы больших и малых народов.
Ценнейшие географические, этнографические, археологические и лингвистические исследования, проведённые Юрием Николаевичем в Центрально-Азиатской экспедиции в 1923―1928 гг., были обобщены в его монографии «Пути к сердцу Азии», изданной в Лондоне в 1931 г. [4]. Почти не изученные ранее оазисы Тарима, степи Монголии, нагорья Тибета вместе с историческими экскурсами в прошлое народов, их населяющих, позволили Ю.Рериху создать концепцию культурных традиций кочевников. Кочевники Северного Тибета, как считал Юрий Николаевич, сохранили в своей культуре традиции далёкого прошлого кочевников Евразии.
Надо сказать, что история Тибета, особенно кочевого, с юных лет привлекала учёного и явилась лейтмотивом научного творчества всей его жизни. Результаты научных изысканий экспедиции в этой области Ю.Н.Рерих обобщил в классической научной работе «Звериный стиль у кочевников Северного Тибета» [5], впервые опубликованной в Праге в 1930 г. Долгое время она являлась библиографической редкостью.
Обследование кочевых погребений в Китайском Туркестане, на Алтае, в Западной Монголии и Тибете позволило обнаружить следы «звериного стиля» у кочевых племен не только Северного, но и Центрального Тибета и тем самым продвинуть южную границу его распространения значительно южнее Тянь-Шаня, к северным склонам Трансгималаев. И здесь Юрий Рерих замечает: «Находки нескольких “звериных” мотивов, хорошо известных из скифо-сибирских курганов, ещё раз подчеркнули древнюю связь, когда-то существовавшую между Тибетом и богатым кочевым миром Внутренней Азии и которая многократно упоминается в исторических хрониках Китая» [5, с. 31]. Они же свидетельствуют о том, что в 209―201 гг. до н.э. в этом регионе располагались владения Кыргыз Го.
Речь идет об этнониме «кыргыз», который дал название и современному кыргызскому государству. А многочисленные научные изыскания подтвердили гипотезу о том, что искусству саков, древнейших кочевников, кочевавших в I тыс. до н.э. по территории современных Кыргызстана и Казахстана, также был свойственен «звериный стиль». В Тибете, Китайском Туркестане, Кыргызстане, Казахстане, в причерноморских степях ― повсюду обнаруживаются его следы.
Открытие «звериного стиля» в художественной орнаментике и убранстве оружия кочевников Тибета оказалось созвучным с теорией (в частности, П.И.Савицкого) о единстве древних кочевых культур с культовой символикой племён, занимавших некогда обширные пространства Великой Евразийской степи.
Подчеркивая силу культурной традиции, Ю.Н.Рерих отмечает, что никакое мощное влияние властей или очень сильных соседних государств не может уничтожить пережитки древнего кочевого искусства. «Тибетец-кочевник ещё и поныне вдохновляется окружающей природой и следует заветам “звериной” орнаментики» [5, с. 43].
В своё время Ю.Н.Рерих прошёл по пути, неизвестному географической науке первой четверти ХХ в. Это был проложенный к северо-западу от озера Манасаровар Великий путь паломников к священной для индуистов и буддистов горе Кайлас. И здесь научные изыскания привели Ю.Н.Рериха к выводу о том, что именно по этому древнему пути на дальний Тибет кочевниками Кукунора и верховьев Желтой реки распространялась исконно кочевая культура с её «звериным стилем» и традицией племенного эпоса. Известный всему кочевому миру кыргызский эпос носит название «Манас».
«Через всю Центральную Азию тянется пояс степных и горных пастбищ ― колыбели могущественных кочевнических союзов. До недавнего времени считалось, что южная граница пояса курганных погребений проходит вдоль Тянь-Шаня и нескольких параллельных хребтов Монгольского Алтая, проникая далеко в глубь пустыни Гоби», ― писал Ю.Н.Рерих в исследовании «Культурное единство Азии» [6, с. 30]. Все эти погребения, разбросанные по отрогам горных хребтов и Тарбагатая и Джаира, по северным отрогам Тянь-Шаня, Джунгарским степям и далее, в то время оставались неисследованными, хотя ещё в 1907 г. шведский путешественник, исследователь Центральной Азии Свен Гедин, один из увлечённых искателей прародины ариев, открыв Трансгималаи, «расширил» границы распространения культуры кочевников до Южной Монголии и южнее, к Китаю [7]. И эти открытия С.Гедина «вливаются» в складывающуюся гипотезу о едином культурном пространстве Азии.
На этом древнем кочевом пути Юрий Рерих обратил внимание на мегалитические каменные сооружения типа менгиров и кромлехов, которые с очевидностью свидетельствовали о древнейшем заселении горной страны. Эти находки подвигли семью Рерихов на ещё более неожиданное для того времени предположение о едином Евразийском культурном пространстве. В работе «Сердце Азии», изданной в 1929 г. в Нью-Йорке, отец Юрия Рериха Николай Константинович замечает: «Вы можете представить себе, как замечательно увидеть эти длинные ряды камней, эти каменные круги, которые живо переносят вас в Карнак, Бретань, на берег океана. После долгого пути доисторические друиды вспоминали свою далекую родину. Древнее бон-по, может быть, как-то связано с этими менгирами. Во всяком случае, это открытие завершило наши искания следов движения народов» [8, с. 71].
Необходимо заметить, что Трансгималаи образуют огромный водораздел между Индийским океаном и бессточным районом Внутренней Азии. Но и в этом регионе, особенно в районе озера Лапчунг, Рерихи обнаружили последнюю на их маршруте группу мегалитических памятников [9, с. 406], которые значительно расширили известную в ту пору науке зону их распространения.
И вновь в который раз Юрий Николаевич заявляет о необходимости дальнейших археологических исследований Тибета и связанного с ним евразийского кочевого мира. «Исторические хроники и литературные документы их соседей изобилуют сведениями о пограничных кочевых племенах, их истории, обычаях и свидетельствуют о потрясающем воздействии, произведённом грандиозными по размаху событиями, разыгрывавшимися на обширных пространствах Внутренней Азии» (выделено мною. ― В.В.) [5, с. 29].
Подчеркивая историческую роль кочевых племён Центральной Азии и южнорусских степей и их влияние на древние очаги культуры Средиземноморья и Дальнего Востока, Ю.Н.Рерих ставит вопрос о создании специального направления в востоковедении ― науки о кочевниках, чьё историческое прошлое учёными в этот период не исследовалось. Кочевниковедению, этой новой исторической дисциплине, надлежало в будущем восстановить картину кочевого мира ― важнейшего звена между культурами Древнего Китая, Индии и бассейна Средиземного моря.
В те годы, когда номадистике ещё не придавалось столь важное значение, какое придавал ей Ю.Н.Рерих, он пишет объёмный труд «История Средней Азии». В нём учёный обобщил материалы, накопленные в течение четверти века в результате изучения письменных источников, написанных на разных языках (Юрий Николаевич знал более 30 языков и диалектов Востока и Запада и имел опыт практического исследования в экспедициях 1920―1930-х гг.).
Именно в первом томе «Истории Средней Азии» Ю.Н.Рерих исследует те самые потрясающие воздействия, которые произвели грандиозные по размаху события, разыгравшиеся на обширных пространствах Внутренней Азии. А события происходили действительно потрясающие и касаются они древнейшего периода истории, над которым учёные до сих пор ломают головы и пересматривают концепции истории протоиндоариев.
Прежде чем приступить к анализу этой исторической проблемы, Ю.Н.Рерих даёт географическое понятие «кормящему» (по Л.Н.Гумилеву) ландшафту, среде обитания номадов: «…под понятием “Средняя Азия” мы понимаем всю совокупность областей, простирающихся от Кавказа на западе до Большого Хинганского хребта на востоке. <…> На западе, к северу от Западного Туркестана, эта граница менее резко выражена: её образует здесь пояс холмов, сложенных из древних и сильно выветренных горных пород, пролегающих по Киргизской степи; этот пояс также является климатической границей по направлению к Северной Азии» [1, с. 32].
Тянь-шаньская горная система занимает центральное и выдающееся положение в орографии Средней Азии. Причем «наиболее характерными признаками орографии Тянь-Шаня являются: ряд гигантских параллельных складок широтного простирания, широкие продольные долины (прежние замкнутые водные бассейны) и узкие меридиональные ущелья (тектонические трещины)» [1, с. 33].
Много общего с Тянь-Шанем имеет Алайская горная система, с которой в районе перевалов Терек и Суок соединяется юго-восточная часть Ферганского хребта, а южнее лежит знаменитая Алайская долина шириной в 25 км, с рекой Кызылсу. Долина Алая издавна славилась своими пастбищами и являлась одним из центров расселения кочевников. Здесь проходил древний караванный путь, ведущий на Кашгар через перевал Тау-Мурун (3536 м), расположенный в верховьях р. Кызылсу.
Некоторые учёные уже сравнительно давно указывали на Среднюю Азию как на один из основных центров расселения человека ― пояс среднеазиатского месторазвития. И Ю.Н.Рерих в примечаниях к «Введению» в «Истории Средней Азии» пишет, что понятие «среднеазиатское “месторазвитие”» обнимает одновременно и социально-экономическую среду, и занятую ею географическую территорию [1, с. 439]. Процесс же, связывающий социально-экономическую среду с географической, есть процесс двухсторонний. И в этом плане проблема доисторического населения Средней Азии и сопредельной с ней Южной Сибири связана с проблемами о прародине племён и народов, говорящих на индоевропейских языках. А древнейший период истории народов Средней Азии является эпохой преобладания индоевропейских племен и народов в северном степном поясе ― поясе среднеазиатского месторазвития.
Далее Ю.Н.Рерих замечает, что северный степной пояс, занимающий значительную часть среднеазиатского мира, является одним из древнейших центров скотоводческого кочевого быта. Именно здесь, в поясе северных степей, «произошло приручение верблюда, который ещё встречается в диком виде в районе Лобнора. Весьма вероятно, что выездка верхового коня началась также в степном поясе, где также ещё можно встретить лошадь в диком виде в районе степей и предпустынь Джунгарии и в сопредельной с ней Западной Гоби. Неолитические племена северного степного пояса, несомненно, были конными кочевниками. Конно-кочевниками выступают и первые индоевропейские племена, появившиеся на северных границах культурных оседлых стран Древнего Востока в середине III тыс. до н.э. На расписной керамике Сузского некрополя (III тыс. до н.э.) уже встречаются изображения лошади, <…> типичного степного коня с горбоносой головой, прямой спиной и крепкими, характерными для степной лошади ногами. <…> К этому же типу принадлежат лошади скифов и лошадь современных нам киргизов и монголов» [1, с. 79].
Ю.Н.Рерих отмечает, что «за последние десятилетия (1920―1940 гг. ― В.В.) много сделано в области археологии степного пояса Западной Сибири, Казахстана, Киргизстана, Алтая и Минусинского края» [1, с. 91] и ссылается, в частности, на работы А.Н.Бернштама [10].
Через археологические открытия можно чётко проследить связь южнорусской курганной культуры с культурами западносибирскими, казахов и кыргызов: они имеют много общих черт как в способе погребения (деревянные срубы и погребальные камеры, скорченное положение костяка), так и в керамике и в остальном инвентаре погребений. Это вполне закономерно, поскольку в середине III тыс. до н.э. в степных районах Западной Сибири, Казахстана и Киргизии развилась так называемая андроновская культура (по названию д. Андроново около Ачинска). Степи этих регионов явились, по-видимому, центральной областью её распространения.
В частности, учёный отмечает: «В Киргизии, в районе оз. Иссык-Куль, в 1932 г. работал археологический отряд Сводной экспедиции Всесоюзной Академии наук, возглавляемый известным исследователем минусинских древностей С.А.Теплоуховым, причём было раскопано до 30 погребений в окрестностях Пржевальска, в районе с. Чильпек и в ущелье Джеты-Огуз» [1, с. 92].
В подтверждение азиатского происхождения древних индоевропейских племён Ю.Н.Рерих приводит концепцию австрийского учёного Вильгельма Бранденштейна [11], который считает, что на основании анализа лингвистических данных можно установить две стадии в развитии индоевропейского языка, соответствующие двум различным месторазвитиям.
На первой стадии древние индоевропейцы жили в стране с ясно выраженным континентальным климатом: жарким и сухим летом, холодной и часто снежной зимой и прохладными весной и осенью. Страна изобиловала степными и песчаными пространствами, а также полупустынями с каменистым грунтом. В языке первой стадии отсутствуют слова для обозначения болота.
На второй стадии отмечается появление слов для обозначения понятия влажности и обильных атмосферных осадков. Язык второй стадии отражает изменившиеся условия месторазвития с новой фаунистической и флористической средой.
Итак, согласно В.Бранденштейну, древние индоевропейцы первой стадии сидели в степном районе с сухим континентальным климатом, каковым являются степные пространства Казахстана и Киргизии. «К концу первой стадии, ― пишет Ю.Н.Рерих, ― Бранденштейн относит переселение индоиранцев (арийцев) в Иран и Афганистан. Часть индоевропейских племён продвинулась на юг через Кавказ и заняла Малую Азию. Индоевропейцы первой стадии являлись конно-кочевыми племенами, и индоевропейский праязык не отражает оседлого земледельческого быта. Древние индоевропейцы стали оседать на землю, лишь войдя в соприкосновение с оседлым земледельческим населением в странах Древнего Востока и Европы» [1, с. 95].
Исследования, проведённые Ю.Н.Рерихом, говорят о том, что зоной распространения древних индоевропейских племён является всё протяжение северного степного пояса от Карпат на западе до Тянь-Шаня на востоке (Галицко-Дунайский бассейн, южнорусские степи, урало-оренбургские степи, Семиречье и горно-степные пастбища Западного Тянь-Шаня). Кроме этого, Ю.Н.Рерих считает, что и по обе стороны Уральского хребта лежат всё те же пустынно-степные пространства, сходные как в климатическом, так и в орографическом отношении. События, разыгрывавшиеся в восточной части этого пояса, неминуемо отражались в западной его части. Великие переселения народов раннего средневековья, начавшиеся в степях Притяньшанья, докатывались до равнин ПаннонииРимская провинция, образованная в VIII веке н.э., занимала западную часть территории современной Венгрии, северную часть современной Югославии и восточную часть современной Австрии. ― естественного рубежа степного пояса на западе. Часть древних индоевропейских племён, вероятно, кочевала и на востоке от указанной степной зоны, вдоль пояса тяньшаньских и баркёльских горных пастбищ. Ю.Н.Рерих обнаружил также единственное соответствие греческому слову «сын» в тохарском языке на далёких восточных окраинах Туркестана [1, с. 95].
Эпоха же преобладания иранских племен в Средней Азии простирается начиная от 1000 г. до н.э. до начала II в. до н.э. [1, с. 123]. Далее Ю.Н.Рерих пишет: «…реформированная Заратуштрой иранская религия распространилась среди иранцев Средней Азии. Вероятно, это произошло в ахеменидскую эпоху, во время царствования Дария, Ксеркса и Артаксеркса, которые энергично проводили новое учение на территории своей империи и боролись со старой дореформенной религией» [1, с. 175].
Религиозная реформа Заратуштры тесно связана с переходом иранцев-кочевников к земледелию, которое для песнопевца «Гат» уже является добродетелью. В борьбе оседлого зороастрийского Ирана с кочевниками ― иранцами среднеазиатских степей следует видеть объяснение вековой борьбы Ирана и кочевого Турана, которую многие исследователи расценивали как символизацию национальной борьбы Ирана с тюркским Тураном.
Учение Заратуштры было попыткой заменить обрядность старой арийской веры этическим учением, которое изложено в так называемых «Гатах» (ga Qa), или песнопениях. В своем учении реформатор высказывает склонность к монотеизму с зачатком дуализма, который со временем сделался ещё более выраженным. Позднейшая «Авеста» ― это попытка сблизить учение, изложенное в «Гатах», с древнеиранской, или арийской, ритуальной религией. В маздеизме сасанидской эпохи дуализм превратился в главный аспект учения [1, с. 178, 180].
Кочевое искусство оказало значительное влияние на соседние страны оседлой культуры. Кочевники неоднократно подчиняли себе соседние культурные страны, основывали династии, и вместе с их приходом к власти в стране появлялась мода на кочевое искусство.
Одежду, вооружение, конную тактику и конское снаряжение заимствовали даже китайцы. Так, влияние кочевников сказалось в искусстве Китая эпохи Чжоу, считает Ю.Н.Рерих [1, с. 170]. «К этим заимствованиям следует отнести стилизованные звериные маски, так называемые таотё, изображающие фантастических животных, птиц, грифа и драконов» [1, с. 127].
«В конце IV в. до н.э. и в особенности в течение последующего столетия на северных границах Китая появился новый грозный враг хунны», ― пишет Ю.Н.Рерих [1, с. 127], а в примечаниях к этой главе разъясняет: «Все китайские транскрипции этого имени передают старое племенное название хун, откуда древнеиндийское hūņa и греческое χoυvoι» [1, с. 446]. Их появление вынудило китайские уделы принять особые меры к отражению набегов грозного и многочисленного противника.
О высоком и своеобразном искусстве кочевников свидетельствуют археологические открытия в Пазырыкском кургане на р. Ян-Улаган (Восточный Алтай). Здесь Ю.Н.Рерих использует изыскания учёного М.П.Грязнова [12]. Особый его интерес вызвала северная, нетронутая часть могилы, заключавшая в себе женское погребение. В ней обнаружены десять прекрасно сохранившихся золотисто-рыжих жеребцов с соответствующим конским снаряжением. Кони Пазырыкского кургана, изученные профессором В.О.Виттом, оказались принадлежащими к высокорослой сухопарой породе скакунов, напоминающих пекинских коней. Гривы и чёлки были коротко, по-степному, подстрижены, все кони имели знаки собственности (тавро) ― надрезы на ушах. Невольно напрашивается вопрос: не принадлежат ли пазырыкские кони к тем ферганским скакунам, которые славились по всей Средней Азии и Китаю в ханьскую эпоху? Древняя страна Давань (Фергана) выплачивала «небесными конями» дань Китаю. Исключительный интерес вызывает прекрасно сохранившееся конское снаряжение. Сёдла и ремни конского убора богато украшены стилизованными изображениями зверей. Узды пазырыкского коня покрыты вырезанными из кедра бляхами и изображениями из кожи. Псалии имеют форму скачущих оленей и горных козлов. Бляхи, пряжки и псалии покрыты листовым золотом или посеребрены. Пазырыкское седло, напоминающее седло скифов и иранцев-кочевников, не имеет ленчика и состоит из двух сшитых вместе кожаных подушек, набитых оленьей шерстью [1, с. 134].
Академик М.И.Ростовцев делит скифскую эпоху на четыре периода [13, с. 24]. Этой интересной исторической периодизации, очевидно, придерживался и Ю.Н.Рерих, так как он приводит её в «Истории Средней Азии» [1, с. 173]:
1) конец VII―V вв. до н.э. ― архаический период. Искусство этого периода ещё вполне самобытно. «Звериная» орнаментика имеет много общих черт с орнаментикой Средней Азии и Южной Сибири: так, лежащие животные (олени, медведи, антилопы, кабаны, горные козлы) на рукояти боевой секиры Келермесского кургана ещё напоминают «звериную» орнаментику лесостепной полосы Южной Сибири (Алтай ― Минусинск). В архаический период появляется полихромия, но затем она исчезает, чтобы вновь появиться в IV в. до н.э. М.Ростовцев и И.Стржиговский приписывают этой полихромии среднеазиатское происхождение [13, с. 38];
2) V―ранний IV в. до н.э. ― переходный, или персоионический период. Погребения этого периода характеризуются значительным количеством персидских изделий (кубки из золота и серебра), а также предметов греческого искусства. Вероятно, в это время греческие мастера начали работать на скифов Причерноморья;
3) IV в. до н.э. ― классический, или пантикапейский, период. IV в. явился эпохой расцвета скифского искусства на Юге России. Из Афин вывозили греческую керамику. Распространены поделки из золота и серебра работы пантикапейских мастеров;
4) конец IV―начало III в. до н.э. ― период упадка скифской культуры. С востока появляются новые веяния, которым суждено было занять место скифской культуры на юге России.
В «великих шествиях» по необъятным просторам Срединной Азии среди многих этносов участвовали и предки современных кыргызов, первые упоминания о которых известны из китайских источников с 209–201 гг. до н.э. В пределах державы хунну (гуннов) в III в. до н.э. повели свое начало многие народы тюркского корня, и обитали они в степных и полупустынных районах от северных границ Китая до озера Байкал.
Исследовав феномен Великого переселения народов, Ю.Н.Рерих писал: «Историки не раз ставили вопрос об истинных причинах этих колоссальных передвижений народов. Только с большой натяжкой можно объяснить миграции тем, что кочевники время от времени должны были искать новые пастбища для своих стад. Верно то, что в процессе этих миграций кочевники могли преодолевать огромные расстояния. Но поиски пастбищ это не та причина, которая может дать ответ на вопрос об истоках нашествий и завоеваний, сотрясавших не только страны Востока, но и беспорядочным потоком захлестнувших в средние века сердце Европы. <…> Одна за другой появлялись и исчезали на сцене истории различные народы. Невозможно добраться до источника этого мощного потока. Мы встречаемся здесь с не объясненным ещё феноменом жизни кочевых народов, с новой для нас проблемой психологии “орды”» [14, с. 17-18]. Эти рассуждения Ю.Н.Рериха, предвосхищая теорию пассионарности, обоснованную гораздо позднее Л.Н.Гумилевым, подвигают на новые исследования этого действительно «необъяснимого феномена жизни кочевых народов».
Своими многочисленными трудами Ю.Н.Рерих подтвердил свой вывод: «Пространство человеческих знаний непрестанно расширяется, и как по волшебству появляются всё новые горизонты. Беспредельность возможного манит не знающий покоя человеческий разум, не страшащийся сжечь то, что им уже познано: только такое состояние открывает путь к настоящей научной работе» [14, с. 13].

Литература и примечания

1. Рерих Ю.Н. История Средней Азии. В 3 т. Т. 1. М.: МЦР, 2004.
2. Рерих Ю. Монголия. Путь завоевателей / Рерих Ю. Тибет и Центральная Азия: статьи, лекции, переводы. Самара, 1999.
3. Рерих Ю. Экспедиция академика Рериха в Центральную Азию / Рерих Ю. Тибет и Центральная Азия: Статьи, лекции, переводы. Самара, 1999.
4. Roerich G. Trails to Inmost Asia: Five years of exploration with the Roerich Central Asian Expedition / Preface L.Marin. London, 1931.
5. Рерих Ю. Звериный стиль у кочевников Северного Тибета / Рерих Ю. Тибет и Центральная Азия: Статьи, лекции, переводы. Самара, 1999.
6. Рерих Ю. Культурное единство Азии / Рерих Ю. Тибет и Центральная Азия: Статьи, лекции, переводы. Самара, 1999.
7. См.: Рерих Ю. Свен Гедин / Рерих Ю. Тибет и Центральная Азия: Статьи, лекции, переводы. Самара, 1999. ― С. 211-226. Эта работа Юрия Николаевича требует особого исследования, поскольку касается непосредственно Среднеазиатского региона, в том числе и территории современного Кыргызстана.
8. Рерих Н.К. Сердце Азии. Нью-Йорк, 1929.
9. Рерих Ю.Н. По тропам Срединной Азии. Самара, 1994.
10. Бернштам А.Н. Историческое прошлое киргизского народа. Фрунзе, 1942; он же. Культура древнего Киргизстана. Фрунзе, 1942; он же. Археологический очерк Северной Киргизии. Фрунзе, 1943; он же. Памятники старины Таласской долины. Фрунзе, 1943; он же. Историко-культурное прошлое Северной Киргизии по материалам Большого Чуйского канала. Фрунзе, 1942; он же. Кенкольский могильник. Л., 1941.
11. См.: Brandenstein W. Die erste indogermanische Wanderung. 1936; Keith Bezziedale A. The Home of the Indo-Europeans // IHQ, XIII, 1 (1937). ― Р. 1-30.
12. См.: Грязнов М.П. Пазырыкский курган. М., 1937.
13. См.: Rostovtzeff M.I. The Animal Style in South Russia and China. Princeton, 1929.
14. Рерих Ю. Расцвет ориентализма / Рерих Ю. Тибет и Центральная Азия: Статьи, лекции, переводы. Самара, 1999.