ДРУЗЬЯ

Кроме друзей из живописно-художественного мира, всегда были близки еще три группы – а именно зодчие, музыканты и писатели. На расстоянии многих лет часто даже вообще невозможно вспомнить, как именно образовывались эти дружеские отношения. С зодчими, которые потом даже избрали меня членом Правления их Общества, дружба складывалась вокруг строительства. Пришел Щусев – один из самых замечательных архитектурных творцов. С ним делали мозаику для Почаева, часовню для Пскова... С Покровским делали голубевскую церковь под Киевом, мозаики для Шлиссельбурга, иконостас для Перми. С Алешиным делались богатырские фризы у Бажанова... Много чего делалось, и керамиковые фризы для Страхового Общества, и панно для молельни в Ницце и панно для Правления Московско-Казанской дороги... А там уже начинался храм в Талашнике с М.К.Тенишевой... После подошел тоже замечательный архитектор Щуко... Была дружба с Марианом Перетятковичем, который одни из первых воспринял идею охранения культурных ценностей...
Музыкальный круг образовывался и вокруг Елены Ивановны, о которой ее профессор Боровка говорил, что она могла иметь блестящее будущее пианистки. Также и Степа Митусов всегда был живым звеном с музыкальным миром. В нем были заложены крупные музыкальные способности. Семья Римских-Корсаковых... Стравинский, который потом пришел за сюжетом для совместного создания балета, из чего выросла «Весна Священная». В 1913 году Париж надрывался в свисте, осуждая «Весну», а через несколько лет она вызывала столь же сильные восторги. Таковы волны человеческие. Пришел Лядов со своим даровитым сыном, который потом у нас работал в Школе. Жаль, что молодой Лядов был убит в начале войны, из него вышел бы большой художник. Вообще, семья Лядовых была утонченно даровитая; и чувствовалось, какие они были к тому же и хорошие люди. Штемберг, зять Римского-Корсакова, посвятил мне прекрасную увертюру к «Сестре Беатрисе». Затем приближался барон Фитингов и даровитые Завадские. Много встреч, также много было их и за границей.
Из писателей — дружеские отношения с Горьким, Леонидом Андреевым и с некоторыми корифеями старшего поколения. Мы любили и ценили Мережковского, и если бы он написал лишь одного Леонардо да Винчи, то уже был бы великим писателем. Особые отношения были с А.М.Ремизовым. С одной стороны, мы как будто и не часто встречались, но зато внутреннее ощущение было особо задушевное. Вспоминаю его «Жерлицу Дружинную». Вспоминаю и последнюю встречу в Париже, записанные им сны. Он не только мастер слога, но и ведун души. Много встреч.