ОДЕЯНИЕ ДУХА

I

Перед нашими духовными глазами прошли блестящие шествия народов. И каждый из этих странников в течение многих веков вложил свою лепту в сокровищницу культуры. И прошли многие народы и в труде и в борьбе положили свои приношения. Но еще не наполнена сокровищница мира! И среди бесчисленных жертв в сплетениях тканей, камней и металлов все еще смутно чудится ис­тинный лик человечества. Сколько неотложной работы для всех!
Но одно понятие уже вошло в жизнь. Мы поняли, что все ве­щи, все детали жизни не создались случайно. Все они полны значе­ния, накопленного веками. Если каждое слово, если каждая буква имени нашего имеет особое значение, если каждый шаг жизни обусловлен следствиями и причинами, то значит с каким же внима­нием мы должны присматриваться к каждому проявлению великого творчества. Одни уже сознают ясно, другие еще как во сне прозре­вают, что вокруг них идет сложная созидательная работа и какие-то неведомые им условия создают законченные аспекты новой жиз­ни! И какие кажущиеся нам мелочи часто в корне изменяют весь строй нашего существования. Почему-то в одном обществе люди чувствуют себя удобно. Почему-то в иных условиях легко выходят из себя, доходят до страдания и чувствуют полную невозможность действовать успешно.
Сколько светлых догадок и предположений. Сколько темных и невежественных заключений! Но к догадке прибавляется опыт. Опыт просветляется знанием. И люди начинают понимать, что пределы реального мира действительно необозримы. Что понятия "мистицизма" чаще всего оказываются просто следствиями невеже­ственности. И отрицающий великую реальность всего сущего так же невежествен, как отрицающий беспроволочный телеграф, радио, пе­редачу снимков на расстоянии и все те реальные научные вещи, ко­торые так недавно казались сказкою. В приступе самомнения и глу­пости человек начинает отрицать все то, что его ум сегодня не зна­ет, что его затемненное ухо сегодня не дослышало. Но ведь в свое время отрицалась и возможность открытия Америки! Примеры раз­новидности невежества не нуждаются в опубликовании.
Но жизнь протекает; понемногу люди начинают понимать, что такое "реальность", начинают сознавать, что жизнь наша полна блестящих возможностей, часто неоткрытых, еще чаще забытых. Часто уже сообщенных в символах, которые дикому взгляду совре­менного "цивилизованного" человека кажутся детскими или дикар­скими стилизациями. Но все-таки мы помним, что каждая черта старого орнамента полна векового значения. И мы все-таки созна­ем, что каждая гамма красок создает какое-то могущественное на­строение.
Могущество цвета! Люди, имеющие перед собою все могущест­венные цвета Божественного неба и земли – они пытаются осле­пить себя, лишь бы не допустить давно сужденную им радость. Но, одев все серые, желтые и черные стекла, рассудок людей все-таки пытается пробиться и доказать мощь цвета. В наши дни начинают вспоминать связь музыки с цветом; начинают вводить в церковь цветные освещения для концентрации настроения; начинают ле­чить – цветом.
Робко пробивается в жизни то, что должно заявить о себе вла­стно. То, что среди будущих духовных прозрений принесет новую радость затемненному человеку. Люди – цветы Божьи! Но не странно ли, что теперь поле этих цветов покрывает землю таким черным траурным покрывалом? Самая праздничная толпа наша за­ливает лицо земли черною серою лавою. И точно лава толпа выеда­ет на пути своем всякую радость. Может быть, жизнь создает до­стойную современности гармонию? А между тем даже во время Италианского Возрождения толпа могла мешаться с цветами полей, не доливая их чернилами. Как же помочь? Может быть, просто пе­ребить черное поле толпы яркими пятнами? Но ведь даже бык бе­сится от неожиданного яркого цвета. И если продолжим сравнение толпы с полем цветов, то мы ясно вспомним, что даже самые яркие выражения природы никогда не оскорбляют глаза, ибо космическое творчество всегда гармонично.
Выявление этого творчества может даже ослепить наш слабый глаз своею мощью, но оно никогда не дает соединений оскорбитель­ного.
Но как же перейти от ступени нашего современного слабого глаза к ощущению космической правды? Может быть, мы навсегда или надолго утеряли пути правды и света? Может быть, лишь при совершенно исключительных условиях жизни мы можем прозреть? Или надо сменить жизнь для того, чтобы очиститься? Так каждый из нас в тишине ночи мучительно спрашивает себя. Закрыты ли нам врата света и правды?
И в то же время наш дух подсказывает нам, что ничего запре­щенного нет. Тайный голос властно нам шепчет: "Все близко, все должно быть жизненно и практично". И самообновление всей на­шей жизни должно быть просто: должно быть начато здесь, среди нас, ибо дух человеческий – этот мост ко всему светлому и руко­водящему никогда нас не покидает. Где же признаки? Покинуты ли мы? Не вводят ли нас в заблуждение?
Не в этой лекции мне говорить вам о разных светлых возмож­ностях человеческого духа. Здесь я укажу лишь один из бесчислен­ных примеров. Все вы конечно слышали о цветных аурах, излучае­мых людьми. Вы знаете, что ауры меняются сообразно нашим духовным достижениям. И каждая мысль наша может и просветлить и затемнить нашу ауру. Каждый носит при себе мерило своего ду­ховного достижения.
На изображениях святых мы видим сияние, т.е. стилизацию общечеловеческой ауры, особо ярко выраженной у высокодуховных организмов. Конечно, речь о цветных аурах всегда считалась обла­стью "мистицизма". Даже теологи смущенно говорили о сияниях святых. Но человечество опять поняло, что все должно быть жиз­ненно и практично; среди своих нахождений люди опять нашли способ механически выявлять ауру. Теперь вы можете пойти в на­учный институт и вместе с рентгеновским снимком получить и сни­мок вашей ауры. Не говоря уже о том, что некоторые люди видят ауру обычным путем зрения. Но какие же отношения имеет ска­занное для вопроса о костюме? Конечно – огромное и ближайшее значение.
Когда вы поймете значение и смысл цветной человеческой ауры – вы тем самым поймете значение цвета в нашей жизни — вы поймете, что такое гармония цветов. И не только поймете, но почувствуете, насколько просто и близко от ваших рук еще одно средство для лечения больной современности.
Еще одна "тайна" природы станет для вас доступною, так же как легко может стать доступным практический смысл окружаю­щих нас стихий.
Все должно быть так просто. И все должно нести радость. И женщине, именно ей, суждено принести ближайшие, будущие ра­дости мира. Становясь знающим, становясь практичным, вы пони­маете причины вашего доброго или отрицательного отношения к людям и к вещам. Сознательно и бережно вы выговариваете слово "гармония". И это сознание уже выправляет ваш путь к будущему просветлению.
Если дух наш узнал что-то, то поверьте, остается лишь вопрос времени, когда мозг овладеет новым ему сознанием.
Человек носит вечное цветное одеяние духа. Человек помысла­ми сам окрашивает свою драгоценную одежду в избранные им са­мим цвета. Человек ищет соотношение себе в окружающей жизни. Человек конечно понимает, что мощное сочетание цвета действен­нее, нежели испуганный потушенный цвет мыши. Цвет сумеречно­го угасания. И тогда вы чувствуете могущество цвета в жизни ва­шей. Вашею лучшею аурой вы притянете себе лучшие излучения. Лучшие цвета вещей косвенно помогут вашей духовной одежде за­жечься светлее. Все должно быть жизненно. Всюду должно быть сцепление обоюдной помощи. Человечество уже узнало светлую и темную магию знака – магию линии. Большинство старинных ор­наментов носит в себе следы благих линий. И потому источник этих наслоений часто очень благостен. Теперь человечество овладе­ет мощью цвета. И потому вопрос костюма и обихода помимо кра­соты внешней заключает в себе великое значение внутреннее. И мы сейчас уже условились, что слова: "мне нравится" и "мне подхо­дит", "меня радует" – могут иметь глубокое и должное значение. И вся жизнь полна этими великими знаками. И пустой доселе покой наполняется не призраками, но множеством нужных и пре­красных предметов. И вы, как воин, вооружаетесь ими во имя бла­га, которое каждый из нас должен нести в мир.
Если же кто-нибудь улыбается — не понимая сейчас внутрен­него значения сказанного — пусть улыбается. Потом он также улыбнется своему неведению.

II

Установив значение костюма и обихода вообще, обратимся к частному случаю. К случаю наших так называемых русских костю­мов.
Если мы предпослали общечеловеческое основание наших ощу­щений в жизни, то и в этом случае установим путь общечеловече­ского значения русского костюма.
Для выявления общечеловеческого конгломерата пример Рос­сии особенно интересен.
Вы знаете, что великая равнина России и Сибири после доисто­рических эпох явилась ареной для шествий всех переселяющихся народов. Изучая памятники этих переселений, вы понимаете вели­чие этих истинно космических переселений.
Из глубин Азии по русским равнинам прошло несметное коли­чество племен и кланов. И пробившись до Океана, эти странники, завершая свой путь через века, снова обернулись к России.
И снова принесли ей обновленные формы своей жизни. Если в России можете сейчас насчитать до 300 различных наречий, то сколько же языков уже вымерших оживляло ее безбрежные "сте­пи". После общечеловеческого иероглифа каменного века мы в по­следующие эпохи встречаем в недрах русской земли наслоения са­мые неожиданные; сопоставление этих неожиданностей помогает нам разобраться в лике русской действительной жизни. Для ино­земного глаза понятие русского костюма может быть и не так слож­но. Чужой глаз иногда не заметит разницы и в тысячу лет. Но для нас самих так называемый русский костюм распадается на бесчис­ленное количество видов. И случайность соседства и условия мест­ности и время – все обусловливало особенности костюма.
Даже сейчас в 250 верстах от Петербурга около Пскова живет особая народность "полуверцы", сохранившие не только особый ко­стюм, но и совершенно особый язык.
Простая русская крестьянка не имеет понятия, какие много­цветные наслоения она носит на себе в костюме своем. И какой сим­вол человеческой эволюции записан в ее домотканых орнаментах.
Еще сейчас в Тверской и Московской губерниях мы видим ор­намент из древних оленей. Изображения этих животных относит глаз наш непосредственно к каменному веку. В то же время в тех же местах вы встретите ясно выраженную монгольскую вышивку. Или найдете ясные формы готского украшения.
В остатках скифов, в степях юга вас поразят претворения ве­щей классического, эллинского мира.
В верхнем Поволжье и по берегам Днепра вы будете изумлены проблемою сочетания прекрасного романского стиля с остатками Византии. А в византийских остатках вы почувствуете колыбель Востока, Персии и Индостана. Вы чуете, как хитрые арабские куп­цы плыли по рекам русским, широко разнося сказку всего Востока до берегов Китая. Вы знаете, как навстречу им по тем же водным путям викинги несли красоту романеска, напитавшего одно из луч­ших времен Европы. И вы верите, что дворцы первых князей Киев­ских могли равняться по великолепию и по красоте с прославлен­ной палатой Рогеров в Палермо.
С XII века Русь окутана игом Монгольским. Но и в несчастье Русь учится новой сказке. Учится песне победного кочевого Восто­ка. В блеске татарских мечей Русь украшает орнамент свой новы­ми, чудесными знаками.
И высятся главы храмов. И все время идет внутренняя духов­ная работа. И Святой Сергий кончает татарское иго, благословив последнюю битву. В русских иконах мы видим перевоплощение италианского примитива и азиатской миниатюры. Но эти элементы поглощаются творчеством народным и дают свое новое целое. Дают русскую икону, перед которой справедливо склоняется весь мир.
Как прекрасны и гармоничны фрески древних храмов, какое верное чутье величественной декоративности руководило древними художниками. И писали они так, чтобы смотрящий думал, что "стоит перед ликом Самых Первообразных" (святых). Опять вели­кое духовное сознание.
Как разноцветны Московские храмы! Как крепки колонки-ус­тои Пскова и Новгорода. И мы всегда помним, как даже в Татар­ском иге мы почерпнули новую силу, а благодаря пожару при На­полеоне Россия получила вместо деревянной новую каменную Мос­кву. Так и в настоящем и в будущем.
Все подробности архитектуры и всей жизни русской обуславли­вают и подробности костюма, при общечеловеческом сотрудничест­ве слагается и смысл общечеловеческий.
Когда мои половецкие костюмы в "Князе Игоре" проникли в моды Парижа – разве это была только экзотичность? Нет, эти ко­стюмы, сойдя со сцены, став около старых стен Лувра, не испорти­ли жизнь и внесли еще одну жизненную ноту. Теперь, почему нас могут сейчас интересовать костюмы из Снегурочки? Случайно ли? Или сейчас есть на то особые основания? О России так много гово­рят. Так стараются понять ее. Но путь глаза и уха – лучший не­посредственный путь. И правда-легенда – сказка "Снегурочка" по­казывает часть подлинной России в ее красоте.
Островский, реалист-драматург, только раз в жизни отдал вдохновение сказке. Римский-Корсаков отдал "Снегурочке" моло­дой запас сил. И легенда убедительна своим подлинным эпосом.
Все элементы влияний на Россию видны в Снегурочке. И время сказки – поэтичное время славян, почитавших силы природы, – дает светлую атмосферу ликования природой. Мы имеем элементы Византии: царь и его придворный быт. Но и здесь царь является от­цом и учителем, а не деспотом.
Мы имеем элементы Востока: Торговый гость Мизгирь и Весна, прилетающая из теплых стран. Мы имеем народный быт. Тип ле­гендарного пастуха Леля, так близкого с обликом Индусского Кришны. Типы Купавы, девушек и парней ведут мысль к истокам поэзии – к земле и к весеннему Солнцу.
И, наконец, мы имеем элементы Севера. Элементы лесных чар. Царство шамана: мороз, лешие, Снегурочка.
Вне излишней историчности, вне надуманности "Снегурочка" являет столько настоящего смысла России, что и все элементы ее становятся уже в пределы легенды общечеловеческой и понятной каждому сердцу.
Так понятна каждая общечеловеческая идея. Также понятно, что сердце народов все-таки имеет общечеловеческий язык. И об­щий язык этот все-таки приводит к творческой любви. И мы пони­маем, отчего сердце Америки открыто для России, а сердце России считает Америку своим лучшим другом.
В "Снегурочке" летят весенние птицы. Прилетают несмотря на снег и на холод. И напоминают о близости солнца и света. И как птицы оснастились эти костюмы. Понесут они мысль о большой со­циальной работе, творимой в жизни. И лягут они залогом единения двух великих стран.
В Art Institute была выставлена моя картина "Pagan Russia". Многие приняли ее за Alaska's Totem Pales. И они были правы – так много общего было и в древних изображениях и пейзаже карти­ны. Но древние русские идолы отошли в предание. Alaska's Totem Pales переходит из жизни в зал Музея. Но обобщающий голос все-таки остается. И за нациями поднимается Лик Человечества.
И я, названный другом Америки, свидетельствую это.

Chicago, 1921