ВЗАИМНОСТЬ

"Взаимность есть основа соглашений".
Сколько раз эта старая французская поговорка повторялась. Тверди­лась она и на лекциях международного права, и при заключении всяких договоров. Наконец, произносили ее в бесчисленных случаях всяких жизненных пертурбаций.
Не только сама непреложная истина заключена в словах поговорки. Каждый человеческий ум на всех ступенях своих отлично понимает, что без взаимности всякая договоренность будет лишь пустым и стыдным зву­ком. Без взаимности непременно будет участвовать ложь, обман, который рано или поздно даст все последствия, творимые обманом.
Вот мы говорили о добровольности. Но и взаимность может расцвес­ти лишь на основе доброй воли. Ничем нельзя вызвать так называемую вза­имность, если этот прекрасный цветок не расцветет лотосом сердца.
Волны бьются о скалы. Скалы встречают их без взаимности. Правда, волны могут источить скалы. Волны могут образовать целые подводные пещеры и в постоянстве своем могут разрушить каменных гигантов. Но ведь это будет не соглашение, не договоренность – это будет натиск. Это будет насилие, а всякое насилие непременно окончится тем или иным разрушением. Поднявший насилие от насилия и погибнет.
В примере волн и скал как бы встретились два несогласимых элемен­та. Но даже и скалы, если их породы позволили бы, они могли бы ввести даже противоположное начало в полезные для бытия каналы.
Но вряд ли можно предположить, что сердца человеческие так же мало согласимы, как вода и камень. Ведь даже и вода может быть в твер­дом состоянии, и породы камня могут издавать влагу. И ведь эти элемен­ты лишены сознания. По крайней мере, их сознание нам недоступно. Но не может же быть такого человеческого сердца, которое, с одной сторо­ны, не могло бы дать влагу благодати, а с другой стороны – не было бы спо­собно к адаманту мужества.
Общая всем векам и народам человечность все-таки неистребима. Какими бы наркотиками, алкоголем и никотином ни убивать ее, она все-таки как-то и где-то может быть пробуждена.
Великий преступник бывает трогательным семьянином. Значит, ес­ли его чувства все-таки способны пробудиться по отношению к своему – тем самым, при каком-то усиленном процессе, они могут быть продолже­ны и ко всему сущему. Сейчас уже не ставится идеал Святого Францис­ка Ассизского, говорившего даже волку – "брат волк". Даже не задается идеал подвижников, обладавших сердечным языком, понятным и птицам, и животным. Помимо этих высоких идеалов, слыша о которых люди обыч­но восклицают: "Мы ведь не Франциски", может быть основание общечеловечности.
На этой сердечной основе все-таки можно открыть даже самое затво­ренное сердце. Помимо всех своих торговых дел, о которых сами люди сложили тоже поговорку: "Не обманешь – не продашь", помимо всей мно­гообразной торговли, люди не могут избежать прикосновения к духовным сферам. Люди, не привычные к таким касаниям, иногда вместо благода­ти ощущают даже болезненность. Это происходит ох непривычки к таким ощущениям. Ведь человек, никогда не ощущавший электрической искры, всегда уверяет, что даже малейший разряд для него крайне чувствите­лен. "Так меня и обожгло", или "Так меня и пронзило", говорит новичек, а вскоре, при повторности, даже и не замечает еще больших разрядов.
Конечно, эти восклицания происходили вовсе не от повышенной чув­ствительности, а от закоренелого предубеждения. Разве не бывает имен­но такое же нелепое предубеждение и в человеческих отношениях, где волна разумности и сердечности бьется о скалу враждебности или тупос­ти.
Странно и то, что люди так часто воображают взаимность в деле ка­кой-то оффициально государственной договоренности. Но ведь без се­мейной, дружеской и общественной взаимности, какая же может быть речь о государственности? Потрясая основы общежития, люди тем самым потрясают и все прочие основы. Можно потрясти основы брака и в резу­льтате государство получит целые миллионы внебрачных, беспризор­ных, дичающих подростков. Можно сделать гнусную шутку из употребле­ния всяких ядов, и можно окончить почти отравою целого народа. Разве мы не видим примеры?
В каждом из таких случаев, превратившихся в народное бедствие, в начальной основе можно бы усмотреть какое-то тупо-эгоистическое дейс­твие. Кто-то один помыслил лишь о своем самоуслаждении или преступ­ной выгоде, и от этого одного злобного уголько вспыхнули пожары народ­ных бедствий. Поистине, озверелый эгоизм есть, прежде всего, враг вза­имности.
Общежитие дает множество возможностей для воспитания взаимнос­ти. Ведь все чувства должны быть воспитаны. Но много истинной чело­вечности и терпимости нужно проявлять, чтобы сама идея взаимности могла бы расти свободно и добровольно. Взаимность напоминает и об от­ветственности. Ведь каждый, отказавший в предложенной ему взаимнос­ти в делах блага, тем самым принимает на себя и тяжкую ответственность. Во взаимности сочетаются и разум, и сердце. Сердце по благодати чует, где оно должно простирать свое благоволение. С другой стороны, разум напомнит о той ответственности, которая будет порождена жестоковыйностью или невежеством.
Опыт маленьких сотрудничеству малых ячеек, собравшихся для доб­ротворчества, дает многие испытания возрощения взаимности. Все лучше испытывать, прежде всего, на обиходе. Посмотрите, как будут претворя­ться обиходные будничные задачи и столкновения, и вы поймете: как в ме­гафоне, они отразятся во всеуслышание. Самость и самовыгоду можно проверять тоже по мегафону. Какой ужасный раздирательный рев и вой может получиться из самого, казалось бы, ничтожного домашнего недора­зумения.
Недаром в старинных школах жизни руководитель подчас умышлен­но бросал испытание терпимости и взаимопонимания. Тем, кто в сердеч­ности не мог понять нужное, те хотя бы по разуму могли предостеречь самих себя от возникающей ответственности. Можно ударить по какому-ли­бо звучащему предмету в одном углу дома и получить отзвук в нежданно противоположном помещении. Совершенно также точно и в создании от­ветственности и взаимности.
Если бы только люди могли скорейше осознать, что для блага народ­ных преуспеяний взаимность не должна оставаться в пределах поговор­ки, но должна войти как основа сотрудничества,
"Взаимность есть основа соглашений".

1935