Page 494 - Мастер3

сопрягается с началом, хотя и в других формах. Бесконечно большое – с бесконечно малым. Древние мудрецы это знали хорошо и назвали это состояние “блаженством” и “жизнью бесконечной”. Это состояние можно назвать “великим совершенством”. Может возникнуть вопрос, отчего я оперирую не сотнями, даже не тысячами лет, а миллиардами. Это объясняется очень просто и, я думаю – более или менее достоверно. Время как-то связано с пространством. Впрочем, может быть, я ошиба юсь. Пространство же тесно связано с представлением о бесконечности <…> Но понять бесконечность как физическую категорию человечес кому уму не дано… Только люди будущего, будущих космических эр поймут эту загадку и объяснят ее, наверное, самым простым образом. То же случится и с понятием о времени» 1 .

«Константин Эдуардович, – вспоминает Чижевский, – кончив го ворить о своей новой теории, поник головой. Было уже совсем темно. Только звездный свет проникал сквозь окна светелки. Я встал, зажег лампу и сел на свое место. Несколько минут мы молчали. Левая рука Константина Эдуардовича, державшая слуховую трубку, дрожала от усталости, но он этого не замечал. Я сделал ему знак опустить трубку на пол, как он это обычно делал в конце разговора. Я считал, что наш разговор окончен. Возражать, высказывать недоумение или задавать вопросы было просто нельзя. Я сам должен был “переварить” все им сказанное. Я пожал руку Константину Эдуардовичу и тихо спустился по лестнице из светелки вниз» 2 .

Много лет спустя я поднималась по той же деревянной лестнице. Лестница была неудобная и скрипучая и вела в ту знаменитую све телку, где происходили беседы двух великих людей XX века. Там стоял скромный письменный стол, на котором я увидела старинную керосиновую лампу, чернильницу и ручку. У стены помещалась уз кая кровать под грубым одеялом. Из светелки дверь вела на веранду, где находился токарный станок, а на верстаке лежали инструменты и, подвешенные к потолку, плыли в воздухе модели диковинных ди рижаблей и их отдельные части. И мне показалось, что хозяин это го дома только что покинул его и может вернуться в любую минуту. Я была одна в этом простом и ветхом жилище, стены которого видели так много. И самое главное – они видели самого Циолковского. Вот он сидел в этом кресле, приставив к уху свою знаменитую слуховую труб ку, и что-то доказывал своему собеседнику. И это «что-то» всегда было