Page 11 - Мастер2

тем, кто уже давно погиб или умер, но в этот момент еще доживал свои последние мгновения и в этой комнате, и за ее стенами. Иказалось, что плакала не сирена, вырывавшаяся из черной тарелки репродуктора, а плакало само Время. Все умерли. Осталась одна Таня.

Время принадлежало самой тяжелой и трагической странице ис-тории Города — Блокаде. В Городе было много музеев. Но этот, с тем-ной промерзшей комнатой, с недоеденным столярным клеем и плачем сирены — самый невероятный и самый важный Музей из когда-либо созданных. Его страшный и высокий смысл выходил далеко за рамки своего века и своей эпохи.

В ту апокалиптическую зиму 1941—1942 годов Город умирал. Умирали его дворцы и ажурные мосты над Рекой, умирали колонны и портики, умирали кариатиды и всадники на бронзовых конях, умира-ли его Крепость и даже его Река, скованная толстым панцирем льда. Смерть, овладевшая Городом, делала их призрачными и нереальны-ми. Они принимали эту смерть и эту погибель безропотно, будучи не в состоянии больше сопротивляться разрушительной силе раскален-ного железа, которое тоннами обрушивалось на Город.

Когдаже рев и грохотжелеза прекращались, на короткое время на-ступала нездешняя тишина и был слышен шелест снегов, под которы-ми лежал Город. На занесенных улицах стояли мертвые, примерзшие к рельсам трамваи, заиндевевшие уличные часы под мягкими шапка-ми снега показывали Время небытия. Порванные провода обессилен-но свисали со столбов, и ветер раскачивал умершие фонари. В Городе не было ни света, ни тепла, ни еды, а был только снег, бесконечный мороз, мертвые здания, тьма. И Люди. Они были привязаны к Городу, к его камням, колоннам, к его Всаднику, к его музеям, к его Реке. Враги, которые окружили Город, считали, что он умрет от голо-да очень скоро. Они установили срок — три месяца. Срок был науч-но выверен. Пытаясь сократить и его, они регулярно обстреливали и бомбили Город. Но пошел четвертый месяц, затем пятый. Силы осаж-денных, казалось, были на исходе. 125 граммов хлеба, похожего на замазку, съеденные кошки и собаки, сваренные кожаные ремни и объ-еденные обои, наконец, столярный клей. Та самая недоеденная плас-тинка — чудовищный музейный экспонат...

Люди в Городе уже не походили на людей. Среди мертвой снеж-ной тишины они возникали и пропадали, как тени. Эти тени ползли, тяжело переставляя опухшие ноги, опираясь на стены промерзших умерших домов. Многие не доходили. Одни опускались в снег, чтобы больше никогда не подняться. Другие умирали дома, и тогда оставши-еся в живых из последних сил везли их окоченевшие тела туда, где можно было их зарыть. Немецкие физиологи были правы. Когда нет питания или оно недостаточно, человек умирает.

Но это в том случае, если бы Человек полностью соответствовал представлениям немецких физиологов о нем. Они не учитывали нали-